– Это да… Он был единственный холостяк в программе «Аполло». И единственный действующий астронавт, у которого дома – барная стойка и краны с пивом. Я однажды зашел к нему в гости… – Эрл мечтательно вздохнул, что-то вспоминая. – Только он теперь политик. И летел сюда, чтобы сделать историческое заявление о том, как Америка спасла мир. А тут – русские пришли! И мы с тобой пустили их на базу!
– Как бы мне умотать с этой базы подальше… – буркнул Робертс, опуская глаза в тарелку.
– Во-от! – протянул Эрл. – Вижу, ты понял. Вот они какие болезненные, пораженческие настроения!
– Ну что, блин, довыпендривались! – сказал Свайгерт.
Они с Эрлом сидели в ковше экскаватора и смотрели на луноход сверху, а тот разглядывал их снизу.
Давно надо было идти обратно на командный пункт, но там свирепствовал конгрессмен Маккейн. Ругался с Землей, а попутно грозил страшными карами всем, кто подвернется под руку.
Эрл догадывался, что эту пару видных государственных деятелей подобрали самым логичным образом: один умеет водить космические корабли, а другой не загнется в полете и вообще не даст слабину. Но выглядели они так, словно их для этой миссии нарочно вырастили. Свайгерт и Маккейн чертовски убедительно смотрелись вместе. Первый – очень живой, светлый и очевидно гражданский. Второй – столь же очевидно «военная косточка», несгибаемый, поседевший во вьетнамском плену. И оба – герои, без сомнений.
Эрл представил себе, как эти двое, стоя в скафандрах среди крышек ракетных шахт, говорят: мы от имени Соединенных Штатов Америки заявляем… И далее по тексту. Десять ракет с боеголовками по мегатонне встали на боевое дежурство на базе «Горизонт-1». Оружие возмездия. В Третьей мировой не будет победителей. Что бы ни случилось на Земле, десять промышленных центров Советского Союза будут уничтожены через три дня после начала войны. Наша месть будет гуманной: вы успеете вывести из городов население, но мы нанесем непоправимый ущерб инфраструктуре, вбомбим вас в каменный век. Одумайтесь. Прекратите бессмысленную гонку вооружений. И тому подобное.
Прекрасно. Волшебно. Красотища.
Если бы не луноход.
– Я вот думаю, – сказал Эрл, – а если бы мы шли по графику…
– По первоначальному графику проекта «Горизонт» эта база должна была стоять тут в семидесятом году, – отрезал Свайгерт. – Сейчас восьмидесятый, если ты забыл.
– Ну, я про наш график, реальный. Если бы все по плану, без этих постоянных срывов. И если бы русские вели себя, как порядочные враги, не заходили с тыла. Ну и?.. Хорошо, мы развернули средства наблюдения и поставили минные поля. А толку-то. «Лунные Клейморы» – противопехотные мины, их задача рвать шрапнелью скафандры. Остановить луноход они вряд ли смогут. Придется ехать ему навстречу и стрелять из безоткатки. Сомнительное удовольствие, но – надо. И мы, значит, – бах! А он в ответ врубает самоуничтожение и тоже – бах! А здесь кругом базальт. Перекосит наши ракетные шахты от лунотрясения, и конец игре. А если пехота на таких вот здоровенных луноходах? А если их будет не один-два, а четыре-пять? Мы же не отобьемся. Значит, мы сразу просим у Земли разрешения шарахнуть «Дэви Крокеттом». Чтобы всех в труху. А нам санкцию не дают! Говорят, мы добрые христиане, мирные люди и не можем начинать с бухты-барахты атомную войну…
Свайгерт молча похлопал в ладоши.
– Хотя, по идее, именно для этого мы сюда забрались! Грозить Советам ядерной дубиной с безопасного расстояния! Ну вот, догрозились уже…
– Не продумано ни черта, согласен, – сказал Свайгерт. – Мы просто не готовы к реальному столкновению. Исписали тонны бумаги, а как дошло до дела, впали в ступор. И понято в общем, почему. Весь проект «Горизонт» сочинили ради понта, чтобы утереть нос Советам. И похоронили его из-за нехватки денег. Когда снова откопали, денег тоже не было. Но теперь их можно тупо печатать, все равно инфляция кошмарная, хуже не станет, а «Горизонт» – это загрузка производства и рабочие места. Если бы не дикое воровство на подрядах, из-за которого в основном вы не попали в график… Впрочем, я тебе этого не говорил… Но реанимировали проект не ради того, чтобы красть. Национальный престиж! Нужна победа. Хоть какая. Лучше всего – над своими страхами…
– Что, все настолько плохо? – осторожно спросил Эрл.