«Я с душевным возмущением видел страждущих различными болезнями, но с удивлением и внутренним удовольствием смотрел, с каким рачением и усердием ходят около сих несчастных», — писал Фонвизин после посещения «богоугодного заведения» в Лионе.
Возможно, лионская больница для бедных и заслуживала положительного отзыва, но аналогичное заведение в Париже не рекомендовалось посещать слабонервным людям. «Отель-Дье был в некотором роде похоронным бюро, — вспоминал современник. — На двух, трех, а то и четырех больных приходилась одна кровать. Я видел, как товарищи по несчастью сбросили одного из страдальцев прямо на пол, когда — а может быть, и прежде чем — он испустил дух». Людовик XVI, осмотрев эту больницу, вышел оттуда, заливаясь слезами, и с января 1780 года главный министр Неккер начал реформу богоугодных заведений, которые существовали в основном за счет пожертвований частных благотворителей и управлялись из рук вон плохо.
После Французской революции реформы в этой области продолжил прокурор коммуны Парижа Пьер Гаспар Шометт: в свое время он три года изучал медицину и стал фельдшером. Шометт инициировал множество мер в пользу неимущих, вдов, проституток (прежде их клеймили, брили наголо и сажали в тюрьму), сумасшедших (их тогда заковывали в цепи, держали голыми на каменном полу, лили на голову ледяную воду), запретил телесные наказания в школах, чем снискал определенную популярность.
Исследования в области психиатрии в то время находились в зачаточном состоянии, хотя очень многие заболевания, от которых безуспешно лечились представители высших классов, тратя немалые деньги на корыстных и несведущих докторов, были явно невротического происхождения. С другой стороны, велика была вера в «панацею» и целителей, обладающих высшим даром, что позволяло излечивать нервных больных. Прогресс науки способствовал появлению и распространению новых идей. Как минимум два десятилетия во второй половине XVIII века прошли под знаком «животного магнетизма».
Франц Антон Месмер (1734–1815), уроженец Ицнанга на Боденском озере, был всесторонне образованным человеком. Он окончил курс теологии в Ингольштадте и стал доктором философии. В Вене он сначала изучал право, а в 1766 году, уже являясь доктором двух наук, был удостоен степени доктора медицины. Кроме того, он выгодно женился и стал очень богатым человеком: его дом в Вене, на Загородной улице, был настоящим маленьким Версалем на Дунае. В большом просторном парке были разбросаны клумбы, его пересекали тенистые аллеи с античными статуями, в зелени прятались птичник, голубятня и садовый театр, где состоялась премьера оперы «Бастьен и Бастьенна» (отец и сын Моцарты были друзьями Месмера), а также круглый мраморный бассейн. Здесь собиралось высшее общество, чтобы услышать новые произведения Гайдна, Моцарта и Глюка в исполнении авторов. Сам хозяин играл на клавесине и виолончели, а также стеклянной гармонике[66].
Но знаменит Месмер совсем не этим, а своей теорией «животного магнетизма». В то время многие считали, что существует некий флюид, который, изливаясь из небесного пространства, пронизывает всю Вселенную и воздействует на каждую материю изнутри. Уверовав после нескольких удачных опытов в целебную силу магнита, о которой писал еще Парацельс, Месмер решил, что этот флюид — магнетическая энергия, которую якобы можно передавать по проводникам и аккумулировать. Он сконструировал пресловутый «ушат здоровья» — большой прикрытый сверху деревянный чан, в котором вокруг стальной штанги стояли два ряда бутылок, наполненных «намагниченной» водой. От штанги отходили провода, которые можно было подвести к больному месту. Вокруг ушата усаживались пациенты, страдавшие нервными заболеваниями. Держась за руки (один вставлял большой палец своей руки между большим и указательным пальцами руки соседа), они образовывали замкнутую цепь, через которую якобы проходила, многократно усиливаясь, магнитная энергия. Сам Месмер во время сеанса играл на «намагнетизированной» стеклянной гармонике.