Журналистики не чурались и власть предержащие. Екатерина II, охотно занимавшаяся сочинительством, руководила журналом «Всякая всячина», претендовавшим на звание сатирического, но сатира была «в улыба-тельном роде», как выражались современники. Объекты критики обозначались как «некто», «некий», «в некотором городе» и т. д. Те же представления разделял журнал М. Чулкова «И то и се», в двух номерах которого была напечатана статья о вреде размножения журналов.
Однако потребность в печатном слове была велика: А. В. Суворов, например, ежегодно тратил только на иностранные газеты неслыханную по тем временам сумму — около 300 рублей.
Свобода общения
В космополитичном XVIII веке, когда поездки за границу были частью образовательной программы[68] и совершенно обычным делом, а коляски путешественников обгоняли передвигающиеся пешим ходом войска, европейские языки пополняли друг друга. Французский язык обогатился итальянскими, испанскими, немецкими заимствованиями, но больше всего почерпнул из английского, в основном в области политики, государственных учреждений, моды, торговли, спорта и, как ни странно, кухни. Монтескьё и Вольтер, побывав в Англии, по возвращении на родину вводили в обиход новые слова. Так появились
Внешняя политика оказывала влияние на лингвистику. Английская аристократка Элизабет Беркли, впервые побывавшая во Франции вскоре после завершения Семилетней войны, когда ей еще не исполнилось пятнадцати лет, вспоминает, что французы были приятно удивлены, услышав, как юная англичанка говорит на их языке, хотя ее манера речи сильно их забавляла. Зато ее старшая сестра отказывалась учить французский, «воображая, что должна ненавидеть всё французское».
Однако именно англичане придумали слово «галломания». В первые две трети XVIII века французский язык стал языком европейской аристократии. На нем говорили при двадцати пяти монарших дворах, от Турции до Португалии, включая Россию, Швецию, Польшу и Англию; он был языком дипломатии. В этом была заслуга Людовика XIV, проводившего агрессивную внешнюю и внешнеэкономическую политику, сопровождавшуюся культурной экспансией. Фридрих II Прусский писал и говорил по-французски, а Густав III был франкофилом, знал французский лучше шведского и читал в оригинале французских философов. Шведский двор был скопирован с Версаля, там одевались по французской моде. В Швейцарии французский язык получил широкое распространение к 1738 году (с этого времени в Невшателе стала издаваться франкоязычная газета «Экспресс»), а в Брюсселе в середине века уже никто не говорил по-фламандски.
В России моду на всё французское ввела Елизавета Петровна, а к началу XIX столетия вся мелкая торговля и домашнее обслуживание (портные, меховщики, лавочники, горничные, повара, книготорговцы) были отданы на откуп французам. Русские подражали им в туалетах, приветствиях, манерах, повсюду была слышна французская речь. «Удивительно, что сильнее это чувство в Москве, нежели в Петербурге: в столице много иностранцев, поэтому манера поведения определяется коммерцией, в Москве же французские манеры лишь дань моде, — писала на родину англичанка Кэтрин Вильмот. — Странно видеть, как, восхищаясь французскими обычаями, модами и языком, они поносят Буо-напарте — в этом есть что-то наивное. Обед им готовит повар-француз, их детей воспитывают гувернеры и гувернантки из Парижа, безнравственные авантюристы, и в каждом богатом доме у наследника есть наставник-француз, истинный негодяй».
Иностранных путешественников поражало, что многие русские знают до пяти языков и находятся в курсе всех модных новинок европейской литературы. Русские студенты читали в основном французских писателей: Мабли, Руссо, Гельвеция.
Но после Семилетней войны, закончившейся в 1763 году, когда Франция утратила Канаду, Луизиану, Гваделупу, Мартинику, другие Карибские острова и колонии в Индии, ее влияние резко сократилось, зато Англия, создавшая мощную империю, стала ведущей державой. В Европе началась англомания.
Разумеется, поворот не мог произойти в один день, тем более что французский язык, на котором было написано множество научных, философских и литературных трудов, постепенно вытеснил собой латынь и стал средством международного общения. Отцы американской независимости Бенджамин Франклин, Джон Адамс, Томас Джефферсон прекрасно знали французский. Но именно Адамс написал 5 сентября 1780 года: «Английский язык предназначен в ближайшем столетии и в последующие века получить большее распространение в мире, чем латинский в прошлом веке и французский в нынешнем».