К 25-летию Московского университета число студентов не доходило до сотни; иногда на юридическом и медицинском факультетах оставалось по одному студенту и по одному профессору, который читал все науки; студенты занимались в университете не более ста дней в году, с кафедр почти не слышно было родной речи; люди хорошего общества побаивались пускать в университет сыновей, поскольку там их могли «научить плохому».
Александр Николаевич Радищев выучился русской грамоте по часослову и псалтыри. В шесть лет к нему приставили учителя-француза, но, как оказалось, тот был беглым солдатом. Мальчика отправили в Москву, поручили заботам француза-гувернера, бывшего советника руанского парламента, бежавшего от правительственных преследований. Он-то и познакомил Сашу с идеями просветителей. С 1762 по 1766 год Радищев учился в Пажеском корпусе в Санкт-Петербурге, а потом в числе двенадцати молодых дворян отправился продолжать образование в Лейпциг. Екатерина собственноручно написала инструкцию для студентов: «Обучаться всем латинскому, французскому, немецкому и, если возможно, славянскому языкам, в которых должны себя разговорами и чтением книг экзерцировать. Всем обучаться моральной философии, истории, а наипаче праву естественному и всенародному и несколько и Римской истории и праву. Прочим наукам обучаться оставить всякому по произволению». (Радищев прослушал курс медицины и химии, выдержал экзамен на врача и потом с успехом занимался лечением.)
За пять лет, проведенных в Лейпциге, Радищев позабыл родной язык. Он хорошо знал немецкий, французский, латынь, выучился английскому и итальянскому, но вот русский знал плохо, несмотря на занятия с секретарем Екатерины А. В. Храповицким. Он учился родной речи по произведениям Ломоносова, а к концу XVIII века язык од — «высокий штиль» с большим количеством старославянских слов — звучал архаично.
Товарищ Радищева по Лейпцигу (а позже «брат» по масонскому ордену) Василий Николаевич Зиновьев тоже очень плохо владел русским литературным языком, но и по-французски писал с ошибками. Пробелы своего заграничного образования он впоследствии пополнил самостоятельно; так, например, математику и английский язык он изучил уже будучи лет тридцати.
Поэт и просветитель М. М. Херасков, ставший в 1783 году во главе Московского университета, настойчиво добивался введения русского языка в преподавание.
При этом французский язык был и языком масонов: во многих парижских — и не только — ложах состояли знатные иностранцы. Кстати, последней ложей, основанной в Париже, стало Собрание иностранцев — результат франко-датской инициативы. Русские масоны оперировали французскими терминами: «гран-метр» (великий мастер), «метр-экосе» (шотландский мастер), «ресепция» (принятие в ложу).
В России заседания масонских лож происходили иногда на французском, английском, а подчас, каквложе Урании 20 марта 1785 года, даже на итальянском языке; ложи, состоявшие преимущественно из иностранцев, например в Прибалтике, чаще использовали немецкий. Треть масонов в России составляли немцы. Архангельская ложа работала на немецком и английском языках. В Москве, как и в Петербурге, были французские и немецкие ложи. Из петербургских лож одна была чисто английская
В польской ложе Трех братьев, куда входили поляки, французы, немцы и итальянцы, было принято говорить по-французски, в особых случаях допускался немецкий: это нововведение появилось после реформирования ложи Алоисом Брюлем и было связано с переходом сначала к шотландской системе, а потом к системе Строгого послушания.
Марсельская ложа Святого Иоанна Шотландского объединенных наций, на заседания которой собирались до полутора сотен «братьев» и посетителей из разных стран, прибегала к услугам переводчиков.
Посвященные в «царственное искусство» хотели возвести новую Вавилонскую башню, храм согласия и гармонии, восстановив единое наречие — настоящий койне
Свобода собраний
Маршал де Ришельё, переживший трех королей — Людовика XIV, Людовика XV и Людовика XVI, утверждал: «При первом говорить не смели, при втором говорили шепотом, а теперь говорят во весь голос».