Повседневная жизнь масонов в эпоху Просвещения

Говоря о литературе XVIII века, нельзя обойти вниманием политические и сатирические памфлеты, среди авторов которых наиболее ярким стал Джонатан Свифт. Хотя нет четких указаний на его членство в братстве, он, несомненно, был хорошо знаком с принципами и учением «вольных каменщиков». Многомерность масонских символов и легенд в какой-то мере повлияла на его — и не только — творчество: эзопов язык охотно использовался «философами», делавшими своими героями персов, турок, «Микромегасов», чтобы вернее изобразить пороки родины, бросающиеся в глаза «иноземцу». Свифт же поступил иначе — отправил соотечественника в чужие края, где, однако, в утрированной форме царили те же порядки. Говорят, что он написал «Путешествия Гулливера» после того, как прочел «Робинзона Крузо» Даниеля Дефо и возмутился бессодержательностью этого (между прочим, чрезвычайно популярного) романа. Его же книга вышла в свет в 1726 году, а уже четыре года спустя появился «Новый Гулливер» Пьера Дефонтэна.

Правда, описание воображаемой страны — далеко не новый сатирический прием, идея принадлежит греческому софисту Лукиану (120–190). Однако именно в эпоху Просвещения этот прием получил наибольшее распространение. В 1787–1789 годах во Франции издали серию «Воображаемых путешествий» (Voyages imaginaires) в тридцати шести томах, куда вошли сочинения Лукиана, Дени Вераса, Свифта, Людвига Хольбер-га, Бернара Фонтенеля, «Метаморфозы» Апулея, «Влюбленный дьявол» Жака Казота и многие другие.

К политическим романам близко примыкают масонские утопии. Около 1784 года было написано «Путешествие в землю Офирскую г-на С… швецкаго дворянина» — сочинение князя М. М. Щербатова, представившего свое видение идеального государства. О членстве автора в братстве «вольных каменщиков» красноречиво говорит уже название книги: в Офире находились легендарные копи царя Соломона; морское путешествие в эти земли предпринял вместе с самим Соломоном его близкий друг и соратник Хирам, царь Тира. У Щербатова не случайно туда отправляется «шведский дворянин» — это был намек на принадлежность автора к шведской системе.

Топография «земли Офирской» совершенно прозрачна — она составлена из небольших переделок русских названий: Квамо — Москва, Перегаб — Петербург, Невия — Нева, Голва — Волга и т. д. Точно соответствует русской и офирская история. Во всяком случае, на том ее этапе, когда, по словам офирского жителя, «было и у нас повреждение нравов…». Рассказ о нем заключает собственные мысли Щербатова о политике русских монархов, в первую очередь о деятельности Петра Великого. Щербатов признает большие исторические заслуги Петра (Перегоя), его роль в просвещении России. Перегой, рассказывает житель Офира, «первый учредил познания наук и военного искусства». Но после победоносной войны с дысвами (шведами) офирский император принялся за реформы «противу чаяния и противу естества вещей», которые нанесли государству огромный вред. Так, он перенес столицу из древнего города Квамо в Перегаб. Мудрыми офирцами сразу же «примечены были следующие злы», проистекшие от этого: «близость к вражеским столицам»; «отдаление государей от средоточного положения своей империи», так что «вопль народный не доходил до сей столицы»; сами дворяне «единый двор отечеством своим стали почитать, истребя из сердца своего все чувства об общем благе». Но в утопической Офирии, в отличие от реальной России, политический перелом не заставил себя ждать: страна возвращается к самобытным началам, столица переезжает на старое место, общество живет по новым идеальным законам; в стране развиваются ремесла, торговля, строятся новые города.

Идеальное государство ограждает каждого гражданина бдительным попечением — как в физическом, так и в духовном плане. Контроль осуществляется при помощи полицейских офицеров — санкреев, или благочинных. Они должны заботиться о здоровье жителей, их безопасности, спокойствии и «освещении». В этом проявилась масонская идея об управлении общества горсткой «избранных», высоконравственных людей, пекущихся об исправлении нравов и всеобщем благоденствии. Однако по сути это была модель военного социализма, тоталитарного олигархического правления: кастовое общество не позволяло никому выйти за отведенные ему рамки, «низшие» подчинялись «высшим», солдаты принадлежали к особому сословию — отсюда впоследствии вышли «военные поселения» графа А. А Аракчеева.