Борис Панкин не раз бывал в этом «нижнем» кабинете: «Просто однокомнатная квартира в стандартном, шестидесятых годов постройки доме. Хрущоба, переоборудованная так, чтобы здесь можно было работать – то есть писать на машинке, диктовать Нине Павловне и на магнитофон, прохаживаясь и дымя трубкой, держать необходимые книги и папки с собственными архивами». Нина Павловна Гордон – многолетний личный секретарь Симонова, одна из самых близких ему сотрудников, которой он «доверял как самому себе», и его машинистка Татьяна Владимировна. А работал Константин Михайлович и в своем доме в Гульрипши, и на даче в Красной Пахре.
Кстати, о секретарях. Никакого отношения к товарищу Суслову М. А., секретарю ЦК КПСС, они не имеют. «Литературный секретарь, – вспоминает Сергей Чупринин, – была в расписании социальных ролей в позднюю советскую эпоху даже эта. Когда и зачем она возникла, не знаю. Может быть, не исключаю, именно для того, чтобы не допускать впредь таких идиотских недоразумений, как с тунеядцем Иосифом Бродским. Аналогичного происхождения были и профкомы литераторов при крупных издательствах, куда для защиты от милиционера входили люди, жившие литературным трудом, но не имевшие возможности или не считавшие для себя возможным вступать в официальный Союз писателей… Такого вольнонаемного помощника имел право завести себе каждый рядовой член Союза писателей. Секретарю нужно было из своих денег выплачивать ежемесячную зарплату, а 13-процентный налог с нее переводить государству»{494}.
После смерти Симонова (согласно завещанию) его секретарь продолжала ходить на работу, занимаясь архивом своего «патрона». Архив писателя – это тоже часть повседневности. «Не надо заводить архива, над рукописями трястись» – так призывал Борис Пастернак, но многие советские писатели думали на свой лад. Хорошо, если у литератора осталась родня, способная привести в порядок его архив для передачи, например, в РГАЛИ или Пушкинский Дом (где имеются соответствующие фонды). Это довольно трудоемко: каждую бумажку надо вложить в отдельный файлик, файлик в папки, папки в коробки и т. д. (как в сказке: игла в яйце, яйцо в утке, а утка под кроватью… Шутка). Потом все это везут в архив, складируют, присваивают соответствующие номера. Затем наступает самый ответственный момент – ожидание, пока архив разберут по единицам хранения, иначе пользоваться им нельзя: поди найди потом, что пропало! Ждать порой приходится годами: в архивах работают в основном женщины-энтузиасты, да еще за копеечную зарплату. А писателей-то советских вон сколько было, поди их всех «обработай» (или, как говорили герои-смершевцы Владимира Богомолова, «прокачай»)!
Так что свой архив лучше сдать при жизни, а то всякое случается. В 2010 году слабонервную петербургскую общественность взбудоражила новость о найденной на помойке библиотеке Вадима Шефнера с автографами Ольги Берггольц и Даниила Гранина{495}. Казалось бы – ничего в этом такого нет, в наше время людей на улицу выбрасывают, грудных младенцев, а тут книги… Это неприятное событие случилось у дома на улице Широкой, в котором мы уже побывали. И как же всё символично: из бывшего писательского дома выбрасывают книги. Сколько сил было когда-то потрачено, чтобы выбить эту жилплощадь, в том числе и под библиотеку, а ее просто вынесли как мусор. Умилило объявление, повешенное на месте преступления:
«Уважаемые жильцы!
Если у вас есть ценные книги или рукописи, которые вам не нужны, позвоните в Отдел рукописей Российской национальной библиотеки. Мы готовы принять их в дар и приобрести».
Им бы позвонили, если бы что-то было…
Старшее поколение советских писателей отличалось тем, что, во-первых, бережно собирало все бумаги для будущего архива, а во-вторых, делало с них копии. Для чего? Вопрос законный. Да на всякий случай. Жизнь-то была непростая. А вдруг обвинят в очередной раз в том, чего не делал или не говорил. Или донос, анонимку напишут. И вот для таких случаев под рукой уместно иметь архив, из которого можно было бы в качестве доказательства выудить любую бумажку. А если она пропадет или сгорит, то и копия пригодится. Ибо только с бумажкой ты и человек, а без нее…
Вот для чего и нужны были личные секретари, ибо не могли же сами писатели перепечатывать на машинке все письма, вести их реестр. А ксероксы в СССР как таковые отсутствовали, для населения это была запретная тема, в каждой организации, где если и была машина для размножения документов, она стояла на особом учете, под замком, контролировал ксероксы Первый отдел. Оно и понятно: на ксероксе можно было размножить листовки и самиздат.