Повседневная жизнь советских писателей от оттепели до перестройки

Сергей Чупринин передает гнетущую атмосферу того давнего дня: «Помню, как глубокой, глухой осенью 1980 года Раису Давыдовну Орлову и Льва Зиновьевича Копелева провожали за рубеж – для чтения лекций в западногерманских университетах, по самому что ни на есть официальному приглашению, с самыми что ни на есть официальными гарантиями. И провожающие, и отъезжающие, помню, внешне бодрились – что разлука, мол, ненадолго. И провожающие, и отъезжающие знали, втайне были уверены – что навсегда»{507}. Если бы все изгнанники-литераторы собрались за границей вместе, в одной стране, в одном городе, то из них можно было бы создать большой писательский кооператив…

А жизнь тем временем бурлила и продолжалась в писательском детском саду – был такой на Красноармейской улице, с начала 1960-х годов. Каждое утро литераторы вне зависимости от жанра, в котором они работали, будь то деревенщики или поэты-песенники, приводили сюда своих чад. А куда денешься? Работать надо. Сад был обычным. А вот заведующая Елена Борисовна Асылбекова запомнилась многим его воспитанникам, ставшим сегодня дядями и тетями. Судя по отрывочным воспоминаниям, она была на редкость колоритной фигурой – не выпускала изо рта любимый «Белый мор» (так называли в народе папиросы «Беломор»), который курила еще с войны, ко всем родителям обращалась на «ты», зато детей любила беззаветно.

Помимо прочих достоинств, заведующая обладала завидным чувством юмора. Как вспоминала Вера Чаплина, однажды на родительском собрании Елена Борисовна обратилась к собравшимся: «Дорогие родители! Когда вы дома обсуждаете мою личную жизнь, старайтесь, чтобы дети при этом не присутствовали. Потому что в моем кабинете очень хорошо слышно, как они, сидя на горшках, всё это воспроизводят, с вашими же интонациями и оборотами. И сразу становится понятно, кто и что сказал…»{508}

В детском саду Литфонда кормили не разносолами, а все теми же противными морковными котлетами, на которых выросло несколько поколений советских детей. Катя Рождественская запомнила свою повседневную жизнь в детском саду, ибо ее сдавали на пятидневку, то есть с понедельника по пятницу: «Однажды мне воспитательница запихнула в колготки противные морковные котлеты. Я отказывалась есть, поэтому и запихнула, чтобы они хоть где-то во мне оказались. Хоть в колготках… Еще нам капали в суп рыбий жир и натирали корку черного хлеба чесноком, чтобы меньше болеть. Давали бутерброды – белый хлеб с вареной сгущенкой»{509}. А на лето детей отправляли в сад в Малеевке.

Дети всегда остаются детьми. И приходя в сад, они повторяли то, что слышали от своих домашних. А другие детишки все это слушали, унося с собой полученные таким образом интересные знания. Дочь Сергея Чупринина уже в первый день своей детсадовской «неволи» рассказала родителям, что «подружилась с внучкой Самого Главного Писателя», который и сам вскоре пожаловал: «На пороге появился Владимир Алексеевич Солоухин. Лично решил удостовериться, с правильной ли семьей познакомилась его внучка. Почти не разговаривая, осмотрелся: ну, что сказать – однушка, мебель из ДСП, икон нет, тем более старинных… Больше мы с ним никогда не встречались. И у дочери дружба сразу же сошла на нет»{510}.

Вообще-то «Самые Главные Писатели» жили в других местах. Такова уж жизнь номенклатурная. Где вы видели, чтобы министр, допустим, угольной промышленности или торговли жил в одном доме с шахтером или продавцом? Кесарю – кесарево, слесарю – слесарево. Так было заведено и в литературном министерстве. Александр Фадеев – генеральный секретарь Союза писателей СССР в 1946–1954 годах жил на улице Горького, 27–29, а застрелился в 1956 году в Переделкине, став первой жертвой борьбы с культом личности. «Совесть мучает. Трудно жить, Юра, с окровавленными руками»{511}, – признался он незадолго перед смертью соседу Юрию Лебединскому. Сменивший Фадеева Алексей Сурков проживал на той же улице Горького, в доме 19.

В 1959 году пост первого секретаря Союза писателей занял Константин Федин, так до 1970-х годов и прописанный в Лаврушинском переулке (и в этом видится некое исключение из правил). Георгий Марков жил в Большом Палашевском переулке, доме 3 – более известном как дом Раневской (актриса жила здесь в 1973–1984 годах). Зять писателя Георгий Тараторкин вспоминал в 2015 году: «Скромный дом был… Была приходящая помощница по хозяйству, был служебный автомобиль. Вот и все. За время, пока Георгий Мокеевич был первым секретарем Союза писателей, ему не было выписано ни одной премии. И дачу не построил, жил на государственной. Они же с женой были сибиряки, у них совсем другие представления обо всем»{512}. Кто бы сомневался…