Повседневная жизнь советских писателей от оттепели до перестройки

Партийная организация любого предприятия, а не только Союза писателей или какого-либо издательства была призвана строго наблюдать за морально-нравственным обликом своих сотрудников. Что уж говорить про литераторов, любой нетипичный поступок которых никогда не оставался без должной реакции партийных органов. Какая кара могла обрушиться, например, на голову пьющего писателя времен оттепели? Самая суровая. Собрались однажды члены парткома обсудить очередную «персоналку» (так называлось персональное дело) очеркиста Леонида К., провинившегося в том, что он «снова совершил тяжкое нарушение морально-этических норм поведения коммуниста». Конкретно объяснил его проступок секретарь парткома Виктор Сытин: «На радостях, что вышла из печати его новая книжка, он выпил лишку, поспорил с кем-то и поскандалил на улице»{695}.

Конечно, ныне читать такое без улыбки нельзя: кому сегодня есть дело до пьющего человека, тем более писателя? И вот сидит несчастный очеркист-выпивоха в знаменитой «восьмой» комнате ЦДЛ, в самом конце большого, кондового, обитого зеленой материей стола, переживает. Умоляет коллег еще раз поверить ему: мол, больше пить не буду! Писать только буду, обещаю! Клянется, а сам плачет, ей-богу. А как тут не пить-то: ресторан-то вот он, под боком. И кому только в голову пришло такое соседство организовать?

«Какие будут мнения, товарищи?» Это стандартный вопрос всех советских собраний уже сам по себе подразумевал такой же ответ: «Строгача ему влепить и по домам разойтись». Точнее не по домам, а в ресторан, ужинать пора. Запахи-то, запахи какие! Работать не дают! Шашлычком по-карски из кухни тянет… Привычное для всех решение озвучил Михаил Исаковский: «Предлагаю строго осудить товарища К. и вынести ему строгий выговор с занесением в личную карточку». Его все поддерживают: правильно, так его! И пусть на стройку едет или в колхоз какой, очерки свои пишет. А к бутылке больше – ни-ни! Поверим ему, друзья! Тут кто-то даже предлагает: «А может, ограничимся простым выговором? Без занесения?» А что, можно и без занесения.

Народ оживился, некоторые уже стали собираться. И вдруг встает невысокий седой старичок и говорит: «Таким не место в партии! Исключить его!» Все затихли. Старичок-то непростой: Бляхин его фамилия, Павел Андреевич, член партии с 1903 года, участник всех революций и всех войн. А по совместительству еще и автор повести «Красные дьяволята», той самой, что получила известность как экранизация «Неуловимые мстители». Родился Павел Андреевич лет за 70 до этого партсобрания, много натерпелся от проклятого царизма на каторгах и ссылках, успел установить советскую власть в Баку и Костроме, а еще на Украине, где громил махновщину. А потом советское кино поднимал на должную высоту, в 1930 году самого Довженко за его «Землю» обвинил в том, что тот «основательно выхолостил классовое содержание фильма». А еще каким-то образом товарищ Бляхин уцелел в период культа личности: пронесло его! Короче говоря, такие люди и без охраны.

Как должны были реагировать на внезапное выступление товарища Бляхина члены парткома? Времена вроде уже не те, да и махновцев всех порубили… А старый большевик Бляхин продолжает: «Он проявил неуважение к партии, безответственность. Тем самым поставил себя вне ее рядов». Тут и посыпались мнения: «А ведь прав товарищ Бляхин. Какой выговор? Гнать его из нашей родной партии. Он замарал своим поведением нашу парторганизацию». А Исаковский вдруг сказал: «Я снимаю свое предложение о выговоре… Надо исключить».

Были времена, когда исключение из партии считали не иначе как применением высшей меры. А после изгнания из рядов ВКП(б) человека, как правило, ждал арест. Но та эпоха прошла, и все равно очеркист плакал. Но партком слезам не верит. Проголосовали единогласно. И точка. Надо думать, что в райкоме партии, который должен был согласовать это решение, сильно подивились столь жестокой мере наказания за пьянство: если бы еще этот очеркист примкнул к антипартийной группе, это еще можно понять, а тут-то за что? «Кто не пьет? Назови», – как вопрошал куплетист Аркадий Велюров из «Покровских ворот». И потому очеркиста не исключили из партии, а лишь перевели на год в кандидаты в эту самую партию. Но пить он перестал… А в следующий раз рассматривалась «персоналка» уже другого литератора, не заплатившего партийные взносы с гонорара за изданную книгу. Это был характерный для писателя проступок – система заработка (когда человек получал доходы в разных местах) позволяла некоторым скрывать до поры до времени сам факт получения гонорара, дабы не платить с него партвзносы. Спасибо коллегам – не давали забыть.