Повседневная жизнь советских писателей от оттепели до перестройки

«Казакевич в то время пика “оттепели” был лидером группы писателей, собравшихся вокруг альманаха “Литературная Москва”. Так что я, согласившись присутствовать при лечении качугинским методом, попал в самый центр либерального крыла писательского мира… На дверях квартиры записка: “Не стучать, не звонить. Открыто”. И баллон от кислорода стоит на площадке. В квартире полно людей. Комната с больным Казакевичем закрыта… Это все же скорее был штаб, чем квартира тяжелобольного. Люди входили, уходили, чего-то приносили, беспрерывно кто-то говорил по телефону в дальней от больного комнате. Время от времени то по одному, то группками оказывались на кухне, где засовывали в рот какой-нибудь бутерброд, выпивали чашку-другую кофе или чаю, а то и просто стакан боржоми. Боржоми тоже тогда была проблема, но на то он и штаб, чтоб были всякие экспедиторы, курьеры, доставалы. Если чего-то все же не находили, звонили в ЦК куратору их, по тем временам либералу, Черноуцану[10]. А в ЦК все могли достать, всему помочь. По их велению ГАИ даже повесила знак, воспрещающий остановку машин у дома, чтоб не тревожить больного. В общем, Смольный в часы переворота»{185}. Однако чуда не произошло, состояние Эммануила Генриховича ухудшалось.

О чем думал в последние дни своей жизни Казакевич? О главном труде своей жизни: «Это будет шеститомная эпопея о нашей жизни, от коллективизации до наших дней… Там будет всё – и террор, и война, и все наши беды вперемежку с редкими радостями». Казакевича вновь увезли в больницу, прооперировали. Он был обречен. Попросил позвать его секретаря: «Мне нужно ей кое-что продиктовать. Надо торопиться». Сказал Твардовскому, приехавшему навестить его в больнице: «Я же никогда не видел работу хирургов обычной больницы. Те-то операции были в Кремлевке. Это поразительно! Я выйду из больницы и обязательно напишу повесть о них. Ты же меня знаешь, если говорю, значит, напишу обязательно. Я слов на ветер не бросаю», – вспоминал Юлий Крелин{186}.

Эммануил Казакевич не написал задуманной им эпопеи, а главным трудом его жизни (как показало время) стала повесть «Звезда», которую активно читают, экранизируют и по сей день. Это одно из лучших произведений о Великой Отечественной войне, написанное ее непосредственным участником. Казакевич отличался от многих коллег не только очевидным литературным талантом, но еще и завидным чувством юмора, сочиняя иронические памфлеты на некоторых наиболее отпетых «классиков соцреализма». Профессиональным писателем Казакевич стал еще до войны, в эвакуации не отсиживался, ушел на фронт добровольцем (так бы его не призвали из-за сильной близорукости), храбро воевал в действующей армии, дослужившись до начальника разведки дивизии, не раз был ранен.

Однако, уцелев на фронте, он был уже в мирное время сражен смертельным недугом. Многих известных советских писателей почему-то свела в могилу именно эта болезнь, что, видимо, было прямым следствием тяжелейших эмоциональных ударов и стрессов, обрушившихся на их голову с высоких партийных инстанций. Не зря вдова Бориса Пастернака Зинаида Николаевна говорила в этой связи Корнею Чуковскому в июне 1962 года: «Проф. Тагер уже перед смертью Пастернака определил, что у него был годовалый (она так и сказала) рак легких. Как раз тогда начался, когда началась травля против него. Всем известно, что нервные потрясения влияют на развитие рака»{187}.

22 сентября 1962 года Казакевич умер. Его похороны впервые привели в ЦДЛ Юлия Крелина. К нему пристал некий газетчик: «Что вас привело на эти похороны?» Глупый вопрос. Что может привести на похороны? Но оказывается, что у советских писателей ответы на этот счет были разными, о чем и пойдет разговор в следующей главе.

Глава четвертая Прощание под конвоем: Новодевичье, Ваганьково, далее со всеми остановками

Что с нами происходит?

Василий Шукшин

Похороны строго по рангу – Чему советский писатель может позавидовать – «Октябристы» и «новомирцы» – «Стой! Стрелять буду!» – «Где стол был яств, там гроб стоит» – «В зале, где лежал Твардовский, обычный концерт» – «При появлении Солженицына фотокорреспондентами овладело безумие» – Лишь бы чего не вышло – «Чуковского хороним как Маршака!» – Павел Нилин берет слово – «Скорее закапывайте!» – Гробовщик Арий Ротницкий – Михаил Светлов просит взаймы – Андрей Платонов на Армянском кладбище – «Отстегните мне процент!»