Читаем Повседневность дагестанской женщины. Кавказская война и социокультурные перемены XIX века полностью

Так, например, Зейнаб Тамбиева (в девичестве Абдурахманова) одна из первых женщин-горянок получила высшее образование в престижном медицинском институте Петербурга. После окончания института Зейнаб по распределению попала в Баку, где начала работать женским врачом в больнице при фабрике нефтепромышленника Г. З. Тагиева. После революционных событий 1917 года Зейнаб вместе с мужем П. Тамбиевым уехала в Нальчик, где работала в общественной больнице для военных.

После окончания Петербургского женского института в 1917 году в Дагестане начала свою трудовую деятельность врач С. Х. Магомедбекова.

Таким образом, можно сделать вывод, что светское образование создало предпосылки для вовлечения женщин в сферу профессиональной деятельности. С ростом населения и развитием промышленности в городах Дагестана «женской работой» стала профессия учительниц младших классов, реже – профессиональная медицина. В лечебных учреждениях все чаще использовался женский труд, среди медицинского персонала можно было встретить акушерок и женщин-врачей, сиделок, кухарок, прачек, нянечек и пр., но представителей местных народностей среди них не было. Однако само присутствие женщин, выполнявших профессиональные обязанности, – редкое для того времени явление – служило образцом и примером внесемейной активности для всех женщин Дагестана.

Хозяйственное освоение Дагестана сопровождалось применением женского труда в сфере сельского хозяйства, промышленности и традиционных ремесел. При этом практиковалась существенная дискриминация в оплате, а также тяжелые условия работы.

Несмотря на все сказанное, было бы неверно утверждать, что женский труд применялся повсеместно. В соответствии со спросом рынка труда женский труд стал широко использоваться в возделывании технических сельскохозяйственных культур, в то время как в перерабатывающей промышленности доля женщин была намного меньше. В промышленности доля женского труда составляла всего 4%[140], что объяснялось привлечением в эту отрасль квалифицированных рабочих из Центральной России.

Спрос российской промышленности на технические культуры способствовал развитию сельского хозяйства как наиболее перспективной отрасли экономики, превратив Дагестан в важный источник сырья. Из культурных растений, возделываемых для получения технического сырья в хозяйствах равнинного Дагестана, можно было встретить марену, которая являлась основным источником доходов как для населения, так и для промышленников. Учитывая то, что марена имела широкий спрос на рынке как сырье для текстильных фабрик Российской империи, русские промышленники вкладывали в мареноводство большие капиталы[141]. Особенно преуспели русские фабриканты Барановы, Зубовы, Лепешкины[142]. Марену на больших площадях выращивали в Табасаране и Кайтаге, в Дербенте и его окрестностях. По сведениям М. К. Ковалевского и И. Ф. Бларамберга, еще в 30‑е годы XIX века марена, выращиваемая в окрестностях Дербента, приносила промышленникам существенные доходы и находилась под их контролем[143]. По материалам архивного дела, марена в огромном количестве отправлялась на ярмарки в российские губернии, в частности на Нижегородскую ярмарку и в Москву[144]. По имеющимся сведениям, марене удалось существенно вытеснить другие продукты земледелия, поскольку она приносила значительный доход[145]. В архивном деле отмечалось также, что для работы на маренниках весной в большом количестве привлекалось население из нагорных обществ, до 25 тысяч в год[146]. Преимущественно это были женщины близлежащих сел.

Кроме того, использовали знания женщин, которые искусно владели техникой получения из марены красителя. Надо сказать, что у народов Дагестана издавна красильное дело было на очень высоком уровне, несмотря на его кустарный характер. Этим мастерством владели женщины практически во всех районах Дагестана, где занимались ковроткачеством. Но в основном красильное дело было распространено среди населения Южного Дагестана, у лезгин и табасаранцев, которые славились изготовлением ковровых изделий[147].

Конечно, имелись отличия в способах окрашивания, которые передавались из поколения в поколение. По сведениям Г. Н. Казилова, процесс окрашивания требовал от женщин опыта работы и большого мастерства[148]. Свои навыки они передавали своим дочерям вместе с технологиями, которые они сами когда-то получили от женщин своего рода. Кроме того, женщины славились разными приемами получения необычных устойчивых оттенков цвета из марены, секреты которых не раскрывали никому. Лакские женщины[149] называли эту краску «хуна». А искусству терекеменских женщин, по мнению С. Ш. Гаджиевой, вообще не было равных[150].

Женщины из даргинских аулов Кубачи, Акуша, Цудахар, Хаджалмахи и Урахи создавали специальные мастерские для окрашивания пряжи, услугами которых пользовались жительницы других районов Дагестана.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

Публицистика / История / Образование и наука
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!

40 миллионов погибших. Нет, 80! Нет, 100! Нет, 150 миллионов! Следуя завету Гитлера: «чем чудовищнее соврешь, тем скорее тебе поверят», «либералы» завышают реальные цифры сталинских репрессий даже не в десятки, а в сотни раз. Опровергая эту ложь, книга ведущего историка-сталиниста доказывает: ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК! На самом деле к «высшей мере социальной защиты» при Сталине были приговорены 815 тысяч человек, а репрессированы по политическим статьям – не более 3 миллионов.Да и так ли уж невинны эти «жертвы 1937 года»? Можно ли считать «невинно осужденными» террористов и заговорщиков, готовивших насильственное свержение существующего строя (что вполне подпадает под нынешнюю статью об «экстремизме»)? Разве невинны были украинские и прибалтийские нацисты, кавказские разбойники и предатели Родины? А палачи Ягоды и Ежова, кровавая «ленинская гвардия» и «выродки Арбата», развалившие страну после смерти Сталина, – разве они не заслуживали «высшей меры»? Разоблачая самые лживые и клеветнические мифы, отвечая на главный вопрос советской истории: за что сажали и расстреливали при Сталине? – эта книга неопровержимо доказывает: ЗАДЕЛО!

Игорь Васильевич Пыхалов

История / Образование и наука