Позади вас – море

В следующий раз он подозвал меня к «Малибу».

– А тут разберешься? Попробуй вытащить аккумулятор.

А однажды предложил мне заняться салоном «Мустанга». К этому времени он уже окончательно в меня поверил.

– Видишь сиденья?

– Ну?

– Получится у тебя их снять? – И протягивает мне плоскогубцы.

Конечно, получилось. Просто у меня мозги так устроены. Я сразу вижу, как одна деталь крепится к другой, и понимаю, как работает механизм.

Закончив есть, начинаю сворачивать обертку от гамбургера квадратиком – еще раз и еще, пока она не становится размером с ноготь на большом пальце.

– Просто не хочу, чтобы мы были единственными арабскими детьми, которые испортят всем праздник, – говорит Хиба.

– Да я не пытаюсь испортить всем праздник, – возражаю я. – Ясное дело, народ в восторге.

Стараюсь не злиться на Хибу. Бедняжка, она так боится показаться не такой, как все. Думаю, это все из-за ее матери, тетушки Далии – вот уж кто прирожденная дива. Моей маме с ней некомфортно, Далия – словно паразит, питающийся чужими страхами. Папа ей всегда говорит: «Ламия, не надо себя ни с кем сравнивать, тем более с женой твоего брата. Эта женщина просто нелепа». Но мою маму ее поведение все равно задевает, вот и Хибу, видимо, тоже.

К тому же нелегко, когда твоя старшая сестра – популярная, худенькая и невероятно стильная Мина. Хиба, в отличие от меня, оверсайз не носит, она тоже стильная, не хуже Мины, но ей всегда кажется, что она слишком толстая. Фоткать ее то еще удовольствие. Она сто лет будет принимать разные позы, сгибать коленки, упирать руку в бок, заставлять снимать ее сверху-вниз – а все ради того, чтобы казаться стройнее на снимке. Иногда думаешь: наверное, если бы ее вообще не было видно, она бы в восторг пришла.

– Ты новый фильм-то смотрела хотя бы? – спрашивает она, высасывая через трубочку последние капли колы из стакана.

Как будто это что-то меняет. Я качаю головой, а она смотрит на меня, как на идиотку, и пожимает плечами.

– Ну так расслабься уже.

* * *

Доктор Бледсо похож на сумасшедшего ученого из мультика – тощий (постоянно забывает поесть), со всклокоченными каштановыми волосами. Все время думаю, что мама бы точно набросилась на него и хорошенько накормила.

После занятий я захожу к нему в кабинет, и он предлагает помочь ему сделать гироскоп. Только мне предлагает, единственной из всех, кто занимается у него физикой.

– Это на оценку? – уточняю я.

Я набрала кучу дополнительных занятий, чтобы получить хороший средний балл в аттестате, не хватало случайно все испортить. В следующем году мне поступать в колледж, пора уже думать о будущем.

– Нет, просто для интереса. Ну как, ты в деле?

– Еще бы!

Я начала заглядывать к нему в лабораторию еще в младших классах, а он меня не выгонял. В дни, когда у меня не было театрального кружка, я заходила сюда, мыла оборудование, протирала столы и в итоге стала вроде как его лаборантом.

– Почему вдруг театральный кружок? – иногда спрашивает он, изучая какой-то документ или сидя за компьютером в своих крошечных очках без оправы. Такие смешные – кажется, будто к крыльям его носа прилипли два предметных стекла.

– Люблю театр.

– Играешь?

– Да нет. Больше помогаю с реквизитом.

Выходить на сцену я не решаюсь. А вдруг забуду текст или перепутаю движения? Да еще на глазах у сотен зрителей. Иногда мне кажется, что именно поэтому и люблю науку. Там не так страшно ошибиться. Наоборот, это вроде как даже на пользу идет.

Прежде чем начать работать над гироскопом, Бледсо показывает мне видеоролик.

– Это нечто вроде оптической иллюзии, – объясняет он.

Вижу на экране установленный в рамку диск, который внезапно начинает вращаться в бешеном темпе. А потом я понимаю, что это только так кажется. Рамка удерживает его в вертикальном положении, не давая двигаться, а со стороны кажется, что он крутится быстро-быстро.

– Выглядит, будто он вот-вот выпадет, а на самом деле нет, – замечаю я.

– Как будто он преодолел гравитацию, да? – радуется Бледсо. – Приложенный к диску крутящий момент вызывает прецессию – таким образом ось оказывается зажатой между силой тяжести и собственным вектором углового момента, и ей приходится находить «срединное» положение, чтобы оставаться стабильной.

Застыв над телефоном, словно перед алтарем в религиозном экстазе, мы молча смотрим видео.

– Я мог бы его купить, – задумчиво произносит он. – Бюджета хватит. Но…

– Нет уж, – возражаю я. – Давайте сами сделаем.

* * *

На следующей неделе на первом занятии театрального кружка Д. рассказывает о постановке. Он купил нам пиццу, сырные шарики и спрайт.

– Мы просим у школьного совета четыре тысячи. Но они считают, что на билетах мы заработаем даже больше.

Он на сцене, сидит, скрестив ноги, на дубовом столе, на котором мы обычно шьем наши костюмы и делаем реквизит. И, раскинув руки в стороны, произносит:

– Это же «Аладдин»! Ясное дело, придут все.

Д. говорит, чтобы все с ума посходили, нам нужны две вещи: джинн будет появляться и исчезать с помощью дым-машины, а ковер-самолет должен… ну… летать.