Поздняя греческая проза

Да будет мне суждено, о царь Птолемей, лечь в могилу и быть погребенным в родной земле, да будет суждено обвивать главу аттическим плющом и каждый год воспевать Диониса у его алтарей, совершать во время мистерий торжественные обряды, ежегодно ставить на сцене какое-либо новое произведение и, смеясь и радуясь, состязаться, тревожиться, побеждать.

Пусть же Филемон будет счастлив и, отправившись в Египет, пожинает все блага, обещанные мне. Ведь у Филемона нет Гликеры, да и недостоин он, конечно, такого счастья. Ты же, милая Гликера, прошу тебя, после твоего праздника Алой[443] — садись скорей на мула и лети ко мне. Более длинного празднества никогда я не знал, и более несвоевременного. Не гневайся на меня, Деметра!

19

Гликера Менандру.

То письмо царя, которое ты мне прислал, я сейчас же прочла. Клянусь Каллигенеей[444], в храме которой я сейчас нахожусь, я пришла в сильнейший восторг, мой милый Менандр, и, от удовольствия ставши сама не своя, не могла этого скрыть от присутствующих. Тут была моя мать, и сестра моя Эвфронион, и из подруг та, которую ты хорошо знаешь: она не раз обедала у тебя и ты хвалил ее настоящий аттический говор, как бы боясь похвалить ее самое; за это я, засмеявшись, поцеловала тебя особенно горячо. Не помнишь этого, Менандр? Видя у меня на лице и в глазах необыкновенную радость, они все спросили: — Гликера, милая! Что такого хорошего случилось с тобой? И душой, и телом, и во всем теперь ты, как нам кажется, стала другой; лицо твое сияет, и ты вся светишься счастьем и радостью. — А я им в ответ: — Моего Менандра египетский царь Птолемей приглашает к себе, предлагая чуть ли не полцарства, — и это я сказала возможно более сильным и громким голосом, чтобы все присутствующие здесь женщины это услыхали. При этом я вертела в руках во все стороны письмо с царской печатью.

— Ты радуешься, — сказали они, — что он тебя покидает? — Но это не так, Менандр! Нет, никоим образом я не поверила бы (даже если бы — по пословице — бык заговорил со мною), будто Менандр пожелает когда-нибудь или сможет, покинув в Афинах свою Гликеру, царствовать один в Египте со всеми своими богатствами. Но из тех писем, которые я прочла, можно понять, что и Это знал царь, слыша, надо думать, о моих отношениях к тебе, и он с обычным египетским остроумием хочет мягко и изящно посмеяться над тобою. Радуюсь и тому, что даже в Египте к нему дошла молва о нашей любви; и на основании того, что услыхал, он совершенно убежден, что добивается невозможного, желая чтобы Афины переселились к нему. Что такое Афины без Менандра? Что такое Менандр без Гликеры? Ведь я готовлю ему маски, одеваю его и стою в "параскении"[445], судорожно сжимая руки и дрожа, пока театр не загремит от рукоплесканий; тогда, клянусь Артемидой, я вздыхаю свободно и, обняв тебя, держу священную голову моего поэта в своих объятиях.

А то, что я сказала тогда подругам, как я рада, так это потому, Менандр, что, значит, любит тебя не одна только Гликера, но и цари заморские, что молва о твоих достоинствах уже перешла и за море. И Египет, и Нил, и мыс Протея, и утесы Фароса — все теперь насторожились, желая увидать Менандра и услыхать его скупцов и его влюбленных, суеверных и недоверчивых, отцов и сыновей, старух и слуг, всех тех, кого выводишь ты на сцене; слова их они, конечно, могут услышать, но самого Менандра не увидят, если только не явятся в Афины к Гликере и не увидят моего счастья, так как знаменитый Менандр, повсюду превознесенный славою, и дни и ночи проводит со мной.