Поздняя греческая проза

Этот вещий ответ Аполлония, по-моему, яснее всей премудрости Гераклита[512]. Ведь Гераклит, когда его постигла та же болезнь, утверждал, что здесь нужно что-нибудь такое, что из дождливой погоды сделало бы засуху, — замечание и непонятное и неясное. Аполлоний же возвратил юноше здоровье, ясно растолковав мудрые предписания.

10. Однажды Аполлоний увидел на алтаре потоки крови и возложенные жертвы: египетских быков и больших свиней, частью ободранных, частью разрубленных, два золотых сосуда с самыми удивительными и редкостными индийскими камнями на них. Подойдя к жрецу, Аполлоний спросил: — Что это? Чье такое великолепное приношение богу? — Ты еще более удивишься тому, — отвечал жрец, — что этот человек никогда до сих пор не обращался сюда как проситель; он не жил здесь подолгу, как другие; он не дожидался исцеления от бога или исполнения своей просьбы. Он, по-видимому, прибыл только вчера, а между тем жертвует так щедро. Он говорит,, что пожертвует еще больше, если Асклепий услышит его. Он из богачей: достатка у него больше, чем у всех киликийцев вместе взятых. Он молит бога вернуть ему вытекший глаз. — Аполлоний пристально поглядел на землю — в дальнейшем, к старости, это вошло у него в привычку — и спросил: — А как его имя? — Услышав ответ, Аполлоний сказал: — Мне кажется, жрец, что этого человека не надо допускать в святилище: это нечистый пришелец, и болезнь послана ему в наказание за какое-то дурное дело, да уж одно то, что прежде чем получить что-нибудь от бога, он приносит такие ценные жертвы, показывает: тут жертвоприношение не простое, а умилостивительное за ужасные, тяжкие проступки.

Вот какого мнения был Аполлоний. Асклепий же, представ ночью жрецу, сказал:

— Пусть уйдет такой-то со всем своим добром, он не заслуживает иметь и оставшийся глаз.

Жрец навел справки об этом человеке: оказалось, что у его жены была дочь от первого брака, он влюбился в эту девушку, соблазнил ее и сожительствовал с ней, даже не скрывая этого, мать застала их обоих в постели и выколола ей булавкой оба глаза, а ему — один.

11. Чтобы в жертвоприношениях и посвящениях соблюдалась надлежащая мера, у него были следующие доводы. Как-то раз, вскоре после изгнания киликийца, он спросил жреца при большом стечении народа: — Не правда ли, боги справедливы? — В высшей степени справедливы, — отвечал тот. — Что же, они и мудры? не правда ли? — Кто же мудрее, чем божество! — Знают они про дела человеческие или они в этом неискушены? — Вот Этим-то, — ответил жрец, — боги всего более и превосходят людей: люди, по своей немощи, не знают даже своего, тогда как богам свойственно знать и свое и людское. — Все твои ответы, жрец, — сказал Аполлоний, — превосходны и в высшей степени верны. А так как боги знают все, то, по-моему, всякий приходящий в храм божий с чистой совестью должен молиться так: "Боги, дайте мне то, чего я заслуживаю", — а заслуживают, о жрец, люди благочестивые — всяких благ, дурные же люди — противоположного. И боги поступают правильно, когда человека здравомыслящего и не затронутого пороком отпускают увенчанным не золотыми венками, а всякими благами. Когда же они видят человека запятнанного и испорченного, они предоставляют свершиться правосудию, еще более разгневавшись за то, что, будучи нечистым, он осмелился посещать их святилища. — Взглянув на Асклепия, Аполлоний продолжал: — Твое философское учение, Асклепий, неизреченно и сродно тебе самому, раз ты не дозволяешь приходить сюда дурным людям, хотя бы они принесли тебе все, что только есть в Индии и Сардах. Ведь не из почтения к божеству жертвуют они это и приносят, но чтобы откупиться от правосудия, на что вы, боги, не согласитесь, так как вы в высшей степени справедливы.

Много подобных взглядов выражал Аполлоний в этом святилище еще юношей.