Поздняя греческая проза

Следующая история — тоже свидетельство того, что животные понятливы, даже если совсем дики и не обучены никакой премудрости кичащимися своим искусством дрессировщиками. От одного римского сенатора сбежал раб по имени Андрокл, совершив, точно не могу сказать какой, проступок. Андрокл попал в Ливию; он держался в стороне от городов (их местоположение он, говорят, определял по звездам) и стремился укрыться в пустыне. Придя туда и изнемогая от палящего зноя, он с наслаждением забрался в пещеру и лег отдохнуть. А пещера эта, оказывается, была логовом льва. И вот скоро с охоты возвращается лев, страдая от острой колючки, вонзившейся ему в лапу. Он замечает Андрокла,. но глядит на юношу кротким взглядом, ластится к нему, протягивает больную лапу, и, как умеет, просит, чтобы тот вытащил Занозу. Андрокл, хотя и не дорожил жизнью, сначала оробел. Однако, видя кротость льва и сострадая его беде, вытаскивает занозу и облегчает муки животного. Благодарный за исцеление, лев не остается в долгу: отныне признает юношу своим гостем и делится с ним добычей. Только он, по обычаю диких животных, ест мясо сырым, Андрокл же свою долю варит. Так они совместно и трапезовали, и никто не нарушал своих привычек. Юноша прожил в пещере льва три года. Когда он до неузнаваемости оброс волосами и начал страдать от зуда кожи, то распрощался со львом и вручил свою судьбу случаю. Во время странствий Андрокл был схвачен, и, когда выяснилось, кому он принадлежит, его в оковах отправили в Рим к хозяину. Тот за совершенные

Андрокдом проступки чинит над ним расправу и решает бросить на съедение диким зверям. Между тем был пойман тот самый ливийский лев и выпущен на арену вместе с обреченным на смерть юношей, который прежде жил с ним под одним кровом и делил трапезы. Андрокл не узнал льва, а тот сейчас же стал к нему ласкаться и, свернувшись, улегся у ног. И тут Андрокл наконец узнал его и, обняв, приветствовал, как друга после долгой разлуки. Люди, видя все это, подумали, что юноша — чудодей, и напустили на него пантеру, но как только она кинулась на Андрокла, лев, защищая своего благодетеля и сотрапезника, растерзал пантеру. Это, конечно, вызвало всеобщее удивление, а устроитель зрелища призвал к себе Андрокла и расспросил, в чем дело. Тут по театру проходит смутный слух об истории юноши, а когда она становится известной, парод требует освобождения обоих — и льва и Андрокла.

VIII, 22

Животные умеют добром платить за добро. В Таренте жила женщина, решительно всем, а особенно своей образцовой верностью супругу, заслуживавшая уважения. Звали ее Гераклеида. При жизни мужа она с величайшей заботливостью пеклась о нем, а когда он умер, городской дом, в котором скончался муж, стал ей так ненавистен, что с горя она перебралась туда, где он был похоронен. В печали она не отходила от могилы супруга и продолжала хранить верность умершему. Как-то в летнее время, когда молодые аистята учились летать, один птенец, самый маленький, с еще неокрепшими крыльями, упал и сломал себе лапку. Увидев это, Гераклеида пожалела аистенка. Она подобрала его, осторожно завязала ему лапку, стала лечить примочками и мазями, кормила и поила больного, а со временем, когда аистенок поправился и снова мог летать, отпустила его на свободу. Птица улетела, сознавая (поистине удивителен природный ум животных!), что осталась перед ней в долгу. Прошел год. Как-то в начале лета, когда Гераклеида грелась на солнце, аист, которого она вылечила, увидел свою спасительницу; он стремительно спустился с высоты, приблизился к ней, бросил из клюва на колени Гераклеиде камешек и сел на крышу. Сперва она, конечно, удивилась, перепугалась и не могла понять, что произошло. Камешек она положила где-то в комнатах, а проснувшись ночью, увидела блеск и сияние; весь дом был залит светом, точно внесли факел, — так сверкал камешек; он был очень дорогой. Поймав аиста и нащупав на его лапке шрам, Гераклеида поняла, что это тот самый аистенок, которого она из жалости подобрала и выходила.

XI, 31