«Официант советского ресторана – и охранник, и актер, и счетовод, и, собственно, официант. Он должен быстро определить платежеспособность клиента и обсчитать его так, чтобы тот сильно не обижался, потому что лишний конфликт в ресторане с одним и тем же официантом мог привести к тому, что его просто вышибли бы оттуда».
Андрей Константинов:
«Там серьезный бизнес процветал по тем временам: торговля из-под полы спиртным, замена коньяка, который приходил официально, на левый коньяк. Под сурдинкой государственной начиналась реализация левого коньяка. На этом первичные делались состояния».
Александр Колкер:
«Я очень дружил с музыкантом Владимиром Федоровым, который работал в одном из крупных и престижных ленинградских ресторанов. Когда я его хотел пригласить на юбилей в ресторан, он сказал: „Саня, никогда в жизни, никогда в жизни я не приду не в один ресторан, а тем более в мой, где я работаю с музыкантами, и никогда не сяду за стол. Понимаешь, я видел своими глазами, что происходит: на кухне официант с одной тарелки берет недоеденный гарнир, выкладывает к антрекоту и широким, роскошным жестом подает это иностранцам. Всё это съедается, причмокивая, всё это очень нравится, но меня никогда никакой силой никто в ресторан не затянет».
Игорь Мельцер
: «Первый набор официантов открывали новую гостиницу интуристовскую „Гавань”, которая тогда была очень-очень-очень. Под это дело даже официантам шили в Финляндии костюмы, и костюм стоил 600 с чем-то рублей. Ну, надо сказать, что советского пошива костюм можно было купить за 60–70 рублей. В общем-то, официанту довольно тяжело было получать чаевые, стоя перед посетителем, который одет гораздо дешевле, чем одет официант. Поэтому мой приятель купил за 14 рублей скороходовские ботинки, расщепал, отодрал спереди подошву от верха, так чтобы гвоздики были видны, надел дырявые носки, и, принося счет, выставлял ногу и шевелил там пальцем. Если ему говорили: „Сдачу”, он говорил: „А на сдачу я сбацаю сейчас вам чечетку!”»
Сергей Мигицко
: «Значит, мы с товарищем и две девушки, а денег-то у нас как раз и не было. И когда принесли счет, мы долго мелочь шукали по карманам. Потом всё это выложили, двадцать семь пятнадцать. Ровно, всё сошлось. Пришел официант, в летах таких хороших, с красивыми усами, всё это дело увидел, так посмотрел, и в его глазах повисла пауза, полная укора, печали: ну а что еще будет. Мы встали, говорим: „Всего хорошего”. А он говорит нам вслед: „А ничего хорошего».