Поздний сталинизм: Эстетика политики. Том 1

«Народный академик Лысенко» был персонажем полукрестьянской страны, проходившей процесс раскрестьянивания, а созданная им наука – злой карикатурой на модернизацию. Будучи органичным продуктом традиционного общества, демонстрирующего неприспособленность к новым для него институциям и рациональности, Лысенко позиционировал себя как ученый-антиинтеллектуал, представитель «народной науки», которая периодически выбрасывала на поверхность фанатиков, шарлатанов, неадекватных антиинтеллектуальных персонажей, альтернативные, агрессивно контрнаучные идеи и концепции, противостоящие логике и рациональности. Подобные конфликты и персонажи возникают в результате столкновения этих обществ с модернизационными вызовами. Лысенко подчеркивал, что он крестьянин, практик, «ученый от земли», «народный» академик. Это было отражением сознания широких масс вчерашних крестьян, лишь поверхностно урбанизированных, но вырванных из традиционного уклада жизни и, по сути, деклассированных. Как показал Э. Колчинский, в своих основах «учение» Лысенко представляло собой облеченные в квазинаучную форму разрозненные обломки науки, замешанные на донаучных крестьянских верованиях[951].

Корни «мичуринской биологии» следует искать и в русской интеллектуальной истории:

популярности «мичуринской стороны» лысенковщины – a такую популярность нельзя отрицать – способствовали некоторые глубокие традиции нашей отечественной культуры. В частности, нельзя не видеть здесь явной близости того образа науки, который отстаивался рядом представителей радикальной (прежде всего народнической) мысли, с одной стороны, и утопически-консервативной, с другой. В рамках этих традиций космокритический пафос преобразования и регуляции природы по разумному плану был тесно увязан с критикой специализированной, оторванной от народной жизни «кабинетной», «городской» науки, являющейся плодом «западной», «протестантской» культуры[952].

Эта критика была популярна в русском космизме, в особенности у Николая Федорова, который выступал против лабораторной, экспериментальной конкретной науки, но полагал, что знание должно опираться на «всеобщее наблюдение» и, соответственно, питать некую «всеобщую» науку, которую делают, ставя научный опыт, не ученые, специалисты, профессионалы, но вообще все люди «в естественном течении природных явлений»[953]. Фактически это был прообраз «народной науки». Если добавить к ней идеологические, политические и институциональные возможности сталинизма, станет ясно, как сложились идеальные условия для квазинауки.

В ее функционировании Леглер выделяет по крайней мере четыре ключевых аспекта. Обозначим их как антагонистический, идеологический, институциональный и преобразующий. Здесь нас будет интересовать последний, но поскольку он не понятен вне контекста первых трех, нам придется кратко их охарактеризовать.