Пожалейте читателя. Как писать хорошо

Бармен несколько раз встревоженно оборачивался в мою сторону. Но кроме черных очков, закрывавших мои глаза, он ничего не видел. А я и не беспокоился, что он меня выставит из бара. Создал-то его я сам. И имя ему я придумал: Гарольд Ньюком Уилбур. Я наградил его Серебряной звездой, Бронзовой звездой, Солдатской медалью, медалью «За примерное поведение и службу» и медалью «Пурпурное сердце» с двумя пучками бронзовых дубовых листьев, так что в Мидленд-Сити среди ветеранов он был на втором месте по количеству регалий. Я спрятал все его награды у него в шкафу под носовые платки.

‹…›

Он продолжал глазеть на меня, хотя мне уже не терпелось его остановить. Но я не вполне мог управлять созданными мной персонажами. Я мог только приблизительно руководить их движениями – слишком большие это были животные [курсив мой. – С. М.]. Приходилось преодолевать инерцию. Я был, конечно, связан с ними, но не то чтобы стальным проводом. Скорее, было похоже, что нас связывала изношенная, пересохшая резиновая передача[442].

Это самое поразительное, что может произойти с создателем персонажей. Это самая большая награда для него. Герои начинают вольничать, словно бы создавая автора сами.

~

Впрочем, ваше отношение к собственным персонажам остается у вас под контролем. Во всяком случае вы можете взять их под контроль.

Поскольку Воннегут был «и юмористом, и серьезным романистом», его часто сравнивают с Марком Твеном, которым он безмерно восхищался. В 1979 г. его пригласили выступить на столетнем юбилее завершения строительства твеновского дома в Хартфорде (штат Коннектикут). Вот небольшая выдержка из произнесенной им там речи:

Хочу процитировать прежнего владельца этого дома: «Когда я встречаю в художественной или биографической литературе четко очерченное действующее лицо, я обычно отношусь к нему с самым живым интересом, так как был знаком с ним раньше – встречал его на реке»[443].

Сдается мне, что это глубоко христианская фраза, эхо Нагорной проповеди[444].

В Нагорной проповеди Христос благословляет учеников и народ. Воннегут поясняет, что имел в виду Твен: все узнаваемы, каждый – часть общей реки.

У Воннегута почти нет персонажей, к которым он бы – как автор – питал недобрые чувства. Да, он ярко очерчивает их недостатки. Он срывает с них маски. Он заставляет некоторых из них вести себя (и/или думать) самым мерзким образом – иногда этого требует задача произведения. Но при этом он взирает на человечество глазами антрополога, и это позволяет ему дать каждому персонажу место во Вселенной, позицию, которая никогда не сводится просто к «чистому злу» или «чистому добру».

Он уже в ранние годы научился столь достойному поведению – особенно благодаря одной афроамериканке, которую его родители наняли кухаркой, экономкой и вообще прислугой за всё:

В сущности, меня воспитала эта вот Ида Янг ‹…›. Она была гуманная и мудрая, она давала мне нравственные наставления и обращалась со мной замечательно. Она повлияла на меня сильнее, чем кто-то еще ‹…›. Всё во мне, что касается умения сопереживать и прощать, идет от Иды Янг, весьма разумной женщины. И от моих родителей[445].