Читаем Пожар Латинского проспекта полностью

Успел сказать: «Mi corazon»!



* * *



А Серёга действительно явился — под конец вторничного нашего занятия. Но я уже не дёрнулся, не моргнул: с чего бы?



— Документы, вот, в море делаю, — поведал я ему на лестнице — просто надо было о чем-то говорить. — Только не так просто сейчас уйти будет. Кризис — все опять в моря ломанулись!



— Хм, конечно, — небрежно хмыкнул он, — фиг сейчас просто так уйдёшь!



На том и расстались — о чём нам ещё было говорить? Я поспешил поскорей уйти — пока Люба не вышла.



* * *


В среду — четверг я уже прошпаклевал коридорчик начисто — стены и потолок были


 готовы к покраске. Можно было, конечно, пройти шпаклёвкой ещё разок-другой:


  «шлифануть», довести до совершенства. Но нужно ли: предела тому всё равно ведь нет!



Да и молчание тёщи повисало уже угрожающе.



Откуда ей было сейчас, в самый разгар «рабочего момента», когда я всё только развёз — разворотил, знать, что здесь будет «по оконцовке»? Один Гаврила только это представить и мог!



* * *



Но всё то было лишь до полудня четверга, а после табурет был мигом вымыт и унёсен на кухню, мусор шустро собран, подметён и выброшен в мусоропровод, «палуба» смыта быстро и тщательно…



А потом была джайва!



В которой «тормозил» я «по-чёрному», в чем и повинился перед своей партнёршей, услышав в ответ неожиданное:



— На комплимент нарываешься?



Значит, всё было не так уж плохо?



Люба порхала, как мотылёк, — в этом танце она ушла вперёд уже за линию горизонта. Мне вспомнилось, как Татьяна рассказывала, что во время одной из поездок в Польшу с детьми Люба всю ночь с поляком на дискотеке протанцевала. «А больше, — ревностно поинтересовался я, — ничего?» — «Ничего, — уверенно отрезала Татьяна, — но танцевала всю ночь!»



Поляк молодец — я бы, пожалуй, столько не продержался! Слёг бы, как Смоленские наши полки в неравной Грюнвальдской битве.



Сейчас мне почему-то представлялось, что именно джайву они и танцевали. И больше — ничего…



— Всем спасибо! — окончил занятие Артём. — Я с вами прощаюсь на неделю: мы с Татьяной везём спортсменов наших юных в Литву. Следующее занятие у вас состоится не здесь, а в большом нашем зале — в «Сити». Многие там были — знают. Мария с вами будет заниматься. Стандарт, квикстеп — да, Паша, радуйся! До свидания! Всего хорошего!..



Мария, что вела вечерние группы по понедельникам и средам, была славная девушка. Частенько присутствовала она и на наших занятиях.



— В «Сити», — раздумчиво повторила Люба, спускаясь по лестнице. — А ты знаешь, где это там?



— Конечно! — не задумываясь, соврал я. — Ты, как будешь подъезжать, меня набери — я встречу.



— Давай, пройдём немного — до следующей остановки: у меня что-то давление сегодня.



Конечно, Любочка! Ура-ура! В смысле: «До следующей…»



Следующая остановка была теперь только на площади — пятнадцать минут хода.



— Ты прихожую-то по Гауди делаешь? — улыбнулась она.



— По Сальвадору Дали, скорей, — кивнул я. — Придёшь — увидишь!



Когда она теперь к нам придёт?..



— Ты знаешь — пропасть моих, по морю, товарищей в Барселоне были: частенько пересадки там на рейсы перекладные у них случались. А мне вот никак Барселона не выпадает! Поехать бы туда! Поработать!



И вздохнул, прощелыга, мечтательно.



— Конечно, — согласно кивнула Люба, — это ведь не только твоё будущее — это будущее Семёна.



— Я бы даже сказал: не столько моё будущее, сколько его! Ведь он — главное, что в моей жизни есть, для него и живу.



— Это не обсуждается, — по-учительски безоговорочно кивнула она.



— Ты знаешь, я часто думаю: может, в этом и есть мой удел, моё предназначение — быть его отцом?



— Почему нет? — задумчиво молвила моя спутница.



— Я не хочу, чтобы он прожил мою жизнь… И всё, поверь, для этого сделаю!



Мы вышли на площадь. Подъехал её автобус. Она взошла по ступенькам, я взбежал вслед за ней:



— Давай, я тебя ещё остановку провожу! Мне со следующей — столько же до дому идти.



Но разве не счастливой была её улыбка?..



* * *



Забыл сказать Гаврила: «Знаешь!..


Про всё ведь знаешь ты сама!»


И головы его ты не поправишь:


Сама свела его с ума!



* * *



Сегодня подходит ко мне Ритка — парламентёр: «Люба спрашивает, почему ты с ней не здороваешься?»…



— А ты не здороваешься?



— Да нет — киваю, вроде. Так вот, она и говорит: «Ты не думай — Люба из семьи никого увести не способна». — «Это ты про что?» — «Ну, что Лёха… Он же на Любу запал».



* * *



Любовь Гаврилы заглушили,


Всем миром к совести призвав.


На горло песне наступили:


Traidor Гаврила, ты не прав!»



Тем лишь в огонь добавив жару,


Не ведая, того, что он,


Гаврила — тайный Че Гевара:


«Револьюсьонарьо конспирасьон»!



Свободы остров уж так близок,


Назад теперь отката нет!


Гаврила в чувстве не был низок!


И выстрадал за много лет



То счастье — Музой обладанье:


Достойной, истинной, земной.


Наживы жажда, плотские желанья


Померкнут бледной тенью перед той!



К победе путь нелёгок, только ясно:


Пути другого просто не найти.


И Музой флаг был поднят не напрасно:


Неисповедимы Господа пути…



Латинский бой утихнет, стяг взовьётся,


Волна с песка залижет кровь.


И свежей кровью отольётся,


На сотни славных дел подвигнув, та Любовь!



Перейти на страницу:

Похожие книги