В те времена, когда они только поженились, это был их любимый вид. В такие теплые летние вечера они часто прогуливались по темным дорожкам, слушая музыку, которая доносилась с далекой карусели, беспричинно смеялись и разговаривали.
Он тут же опустил руки: яркий фонарь безжалостно осветил кожу в коричневых пятнах и синие старческие вены.
– Ты думаешь, все дело в возрасте? – спросила Джоанна. – Я могу снова сделать тебя молодым. Но ты останешься человеком, Тим, а я больше не человек.
– Ты и вправду это можешь?
– Да. Моя сила выросла. Но проблема не в возрасте, а в разных расах.
– Чего ты хочешь, Джоанна? Что ты намерена сделать?
– Сейчас? – Она кривовато усмехнулась. – Сейчас я просто жду. Много лет я занималась исследованиями, пытаясь электронными средствами вызвать искусственную мутацию, повторяющую мою собственную. Но у меня ничего не получилось. Боюсь, Тим, на всей Земле нет никого, подобного мне. И возможно, никогда не будет. Я проживу очень долго – тысячу лет или еще больше, но всю жизнь буду одинока. Я и сейчас одинока. Сознание собственной уникальности поддерживало меня многие годы, и я ждала, пока не поняла, каким безнадежным может быть ожидание. Я первый человек новой расы и, возможно, последний.
– Брось это, – сказал Тим. – Ты бесцельно тратишь годы.
– У меня их так много. Слишком много.
– Вернись ко мне, Джоанна. Забудь все…
На мгновение ему показалось, что она вот-вот уступит. Но тут в соседних кустах что-то зашуршало. Черный, неряшливый силуэт проступил на зеленом фоне в свете фонаря. Джоанна повернула голову, и Тим почувствовал выплеск волны чудовищной силы. У него потемнело в глазах и закружилась голова…
– Это был просто бездомный, Джоанна, – сказал он. – Пьяный. Ты убила его?
– Мне пришлось, он нас слышал. Ты единственный человек во всем мире, кто знает правду. Единственный, кому я могу полностью доверять.
– Но он же был пьян! Он ничего бы не вспомнил. А если бы и вспомнил, ему бы никто не поверил.
– Я не могу рисковать, – ответила она. – Я одна против всего мира. Забудь о нем. Его жизнь ничего не стоит.
Она что-то увидела в лице Тима, у нее перехватило дыхание и вырвался слабый всхлип. Она отступила в тень.
– Я сейчас уйду, Тим. Но если захочешь на меня посмотреть, я буду петь сегодня вечером в Метрополитене.
Вот и все. Тим поежился. Вечер вовсе не был холодным, но кровь его с годами остыла. А под ногами пугающе тихо лежало человеческое тело.
Тим поспешил уйти прочь. Он уже ничем не мог помочь этому бродяге. Смерть настигла его так внезапно, так непостижимо. И может настичь любого, в любом месте – велением Джоанны, темного ангела.
Он понял теперь, что она, подобно ангелам, вне человечности и, возможно, вне морали. Ее связи с миром людей ослабли. Наверное, Тим и был последней такой связью. И когда она тоже оборвется…
Не останется ничего, что могло бы удержать ее от исполнения любых своих желаний. Джоанна проживет еще тысячу лет или даже больше. И она обладает сверхчеловеческой силой. Стала ли она совсем взрослой?
Если нет, будущее может обернуться сущим ужасом.
Чувствуя, что рассудок ускользает от него, Тим остановился возле ближайшего бара и заказал виски. А потом еще и еще.
Мир виделся ему беспомощным, бьющимся в агонии под властью этой женщины. Не просто повелительницы, а Лилит, Юноны, богини. И возможно, матери богов. В этом было ее предназначение – стать прародительницей новой расы, которая сокрушит и искоренит человечество.
К восьми часам Тим совершенно опьянел. Он вернулся домой на такси, достал из ящика стола небольшой плоский автоматический пистолет и отправился в Метрополитен. Купил у спекулянта билет по заоблачной цене и вошел в зал, готовый действовать.
Мозг его пылал.
Он узнал Джоанну, как только она появилась. По дьявольской иронии она представляла на сцене Маргариту, чистую душу, что сопротивлялась обольщениям Фауста и его злого гения.
Тим Хэзевей помедлил немного и наконец решился. Сухощавый седой мужчина поднялся с первого ряда партера и нацелил пистолет на Маргариту в белом платье. У него был вид безумца. К нему потянулись руки, поднялся взволнованный ропот.
Он надавил на спусковой крючок. Промахнуться невозможно. Пуля войдет прямо в сердце.
Войдет в сердце… Джоанны.
Да, это было так легко. Она растерялась от суеты, гула, мозговых излучений тысячи зрителей по всему театру.
У нее не было шансов воспользоваться своей нечеловеческой силой. Она еще не до конца повзрослела, и, значит, Тим мог ее убить.
Но не сделал этого.
В последний момент он дернул ствол пистолета вверх – пуля пробила цветастый занавес. С хриплым рыданием Тим бросился в самую гущу собравшихся вокруг зрителей и растворился в людском водовороте.
Он незаметно выскочил из театра. Толпа вопила так громко, что он не расслышал своего имени, снова и снова повторяемого со сцены Маргаритой в белом платье:
– Тим, вернись! Ты был прав, дорогой! Тим, вернись ко мне!
Тим Хэзевей поставил стакан на стол и уставился на меня затуманенным взглядом. Теперь он казался не таким пьяным, как в начале своего рассказа.