Нашумевшая статья Кэннона породила как широкое одобрение, так и обильную критику. Однако большинство исследователей плацебо и ноцебо согласны с тем, что слова и ритуальные практики действительно способны вызывать боль и даже порождать опасные эмоции, которые в определенных обстоятельствах и контекстах могут убить, если эмоциональная или физиологическая реакция на них обусловлена реальностью их воздействия (сюда можно отнести чувство беспомощности или безнадежности)[454]
. В переосмысленном виде вуду-смерть остается ориентиром для современной медицинской науки[455]. По словам Отниэля Дрора, «послевоенная биомедицина „обнаружила“, что явления, подобные вуду, повсеместно распространены в современном западном мире»[456]. Дрор отдельно указывает на нежелание Кэннона признать связь вуду-смерти и христианских целительских практик, настаивая на том, что они функционируют в соответствии с разной «логикой»[457]. Включение экспериментальной работы Кэннона в более широкую область знаний о ноцебо и плацебо стало возможным лишь благодаря более поздним исследованиям, но Дрор отмечает, что «создание теории плацебо» было частью «механизмов, объясняющих альтернативные представления о познании» — месмеризм, спиритизм, исследования экстрасенсорных способностей и т. д. — «в терминах ортодоксальной теории». Это способствовало укреплению и институционализации власти и авторитета «ортодоксальных врачей» в противовес преобладавшему в XIX веке влиянию «альтернативных подходов и космологий». Кажется, что плацебо и ноцебо существуют как бы вне рамок научной системы формирования знания, но в то же время функционируют внутри ситуативных культурных процессов возникновения знания и веры. Хотя в работе Кэннона есть попытка подчеркнуть дистанцию между цивилизованной Америкой и вуду-практиками, которыми занимаются те, кого изучают антропологи, в ней неизбежно присутствует апроприация той или иной формы знания. Как отмечает Дрор, работа Кэннона оспаривает привычные представления о том, «что такое научное знание», «кто может претендовать на знание» и «как поддерживать авторитет» таких претензий[458]. Если с точки зрения риторики кэнноновское исследование не выходило за привычные рамки, то попытка найти лабораторное подтверждение действенности вуду включила его в аффективную, практическую и дисциплинарную логику западных медицинских экспериментов. Ценность этой работы, равно как и трудов последователей Кэннона, неоспорима.Например, Мартин Сэмюелс, основатель кафедры неврологии в Бригэмской женской больнице Гарвардской медицинской школы, в 2007 году в статье на страницах Cleveland Clinic Journal of Medicine вновь обратился к «вуду-смерти» Кэннона, продемонстрировав на примере вегетативной нервной системы «связь между нервно-психическими заболеваниями и внутренними органами», которая может объяснить разные случаи внезапной смерти. Он выявил связь между несколькими ее формами, в том числе внезапной смертью мужчин среднего возраста, синдромом внезапной детской смерти, «вуду-смертью» (или испугом до смерти), скоропостижной смертью во время природной катастрофы, внезапной смертью, вызванной горем или крупной потерей; во время панической атаки или от психологического стресса, а также во время войны[459]
. Для медицины, истории и общества в целом очень важны многочисленные экспериментальные доказательства того, что «стресс сам по себе может вызвать» поражения сердца, приводящие к смерти. Во избежание путаницы определение стресса здесь дано широкое: «эмоциональные ограничения, хирургическое вмешательство, бактериемия, ваготомия, токсины и др.»[460] «Неврологическую катастрофу» вызывает «гиперактивность симпатического отдела вегетативной нервной системы», которая влечет «серьезные сердечные и легочные патологии»[461]. В определенных условиях сердце буквально разрывается и, похоже, испуга достаточно, чтобы произошел разрыв. Вера в силу проклятия может привести к самым экстремальным эффектам ноцебо: сильной боли и даже смерти.