Познавая боль. История ощущений, эмоций и опыта

В заключение я соберу воедино все нити повествования, чтобы окончательно разрушить представление о боли как о великой универсалии. Приведенные аргументы показывают, что переживание боли всегда ситуативно и по-разному опосредовано. Это означает необходимость обратить больше внимания на формы опосредования и предложить широкому кругу академических дисциплин, составляющих «исследования боли», серьезнее отнестись к ним в своем стремлении объяснить, что такое боль и как с ней поступать. Более того, это демонстрирует, что на протяжении большей части истории человечества боль оставалась незамеченной, не поддавалась лечению и медикаментозному воздействию. Жить значило страдать, но также подчиняться этим страданиям и находить ситуативные способы рассказывать о боли, оценивать и контролировать ее. Терпение считалось добродетелью во многих культурах и по разным причинам. Так ли это до сих пор? Может ли терпение быть добродетелью в наши дни? Я завершаю книгу размышлением о бессмысленности боли в современных цивилизациях, о распространении хронической боли и нехватке способов ее лечения или осмысления: в этом аспекте попытки познать нашу собственную боль, очевидно, тщетны.

В этой книге я в основном сосредоточился на соотношении знания о боли с ее переживанием, но снятие боли (реальное или желаемое), возможно, всегда было частью этой динамики, что и показано в последней главе. Наделение боли смыслом зачастую неотъемлемо связано со стремлением ее облегчить. В какой-то степени способность рассказать о своей боли миру или поместить ее в соответствующий контекст служит внутренним успокоением. Эндогенные болеутоляющие системы человека функционируют отчасти благодаря способности не только сообщать о боли другим, но и получать на это соответствующую реакцию. А как насчет более целенаправленных эффективных попыток побороть боль? Что насчет наркотиков? Переживание боли часто связано с терпением или облегчением, и в этом смысле нельзя не упомянуть обезболивающие средства. Однако без действительного понимания, зачем нужны и как действуют анальгетики, говорить о них невозможно. Применение анальгетиков само по себе является частью эмпирической истории боли. С начала эры контролируемых фармацевтических испытаний так и не решена проблема получения от испытуемых объективных данных о боли. «Личность», или эмоциональность, а также рассеянное внимание, страх или заторможенность влияют на переживание боли и на то, насколько пациенты чувствуют себя комфортно, сообщая об этом медикам. Понимание этого означает, что статистическая польза от ответов пациента о своем самочувствии при приеме препарата будет невелика[469].

Современное стремление «утолить боль», которое сопровождается и подпитывается промышленно-капиталистическим желанием продавать обезболивающие, — продукт специфического контекста, в котором переживание боли сводится к скудным представлениям о том, что оно вызывает негатив и отвращение, а смысла не несет. Современное западное представление о боли вытекает из «нашего» стремления избавиться от нее. В этой книге я старался не акцентировать внимание на попытках снять боль (хотя мне пришлось обратиться к обезболивающим препаратам, фармацевтическим испытаниям и анестезии в некоторых исторических контекстах), а рассматривать случаи переживания боли, в том числе длительного. Обратившись к теме плацебо и облегчения боли в последней главе, я хотел еще раз подчеркнуть, насколько переживание боли зависит от контекста. Но какими бы мощными ни были плацебо или другие обезболивающие средства, боль никуда не исчезает. Это говорит о том, что «наши» надежды на наступление эпохи анестезии или на будущее без боли разбиваются о камни страданий — несмотря на обезболивающие средства и даже благодаря им. Индивидуальное и коллективное страдание от опиоидной зависимости, резко усилившееся после появления в 1995 году оксиконтина, показало, что распространившееся с 1980-х годов среди анестезиологов мнение о безопасности применения обезболивающих препаратов было слишком оптимистичным. Если уж на то пошло, то «мы» живем в век боли, и обезболивающее занимает неоднозначное место в культуре, политике и экономической логике присутствия боли, а не ее устранения[470]. В основе так называемых «болезней отчаяния» лежат опиоиды — одновременно и причина, и симптом, причем не только сами препараты, но и их производители, а также органы здравоохранения, которые их поставляют[471].