Познавая боль. История ощущений, эмоций и опыта

Для большинства людей смирение становится неотъемлемой частью знания о собственной боли. Для других сопротивление подчинению — отказ терпеть, быть пациентом — определяет действия, к которым их побуждает боль. Так, в последние годы ведутся масштабные кампании в поддержку больных эндометриозом, фибромиалгией, синдромом хронической усталости, затяжным ковидом и т. д. Выдвигаются требования признать реальность боли, характерной для каждого из этих состояний, и медицинским путем, через исследования и лечение, подтвердить истинность соответствующих диагнозов. Все прочие должны наблюдать, свидетельствовать — и в итоге признать правдивость утверждений и знаний о боли, полученных от тех, кто ее испытывает. Страдающие вдохновлены надеждой на облегчение, которое может наступить только при широком признании их боли (и значительном финансировании исследований) ортодоксальной медициной. Они подпитываются надеждой, решимостью и гневом, которые, в свою очередь, являются неотъемлемой частью болезненного опыта. В какой мере этот опыт может измениться, если такие кампании добьются успеха?

На мой взгляд, важную роль играет узость коридора осмысления боли и тот факт, что признать больного человека «пациентом» может только представитель официальной медицины. Если мы надеемся на исцеление или, скорее, на множество средств исцеления, то, возможно, это и к лучшему. Если же мы надеемся на то, что в переживании боли произойдет сдвиг смысла и из бесполезного и отчаянного это переживание превратится в какое-то иное — терпимое, действенное, если не позитивное, то по крайней мере полезное, — то одного лишь медицинского признания, по-видимому, будет недостаточно. Там, где люди находят друг друга — дистанционно, в интернете, — особое спасительное свойство, по-видимому, заключается в качестве сообщества или коллектива: общие концептуальные рамки сами по себе позволяют овеществить, осмыслить, засвидетельствовать, подтвердить. Для тех, кто испытывает боль, особенно ту, которая тянется, казалось бы, бесконечно, современный акцент на личности, ее самодостаточности или индивидуальной ответственности, на субъективности, а не на понятиях социума, коллективного опыта или содружества обходится очень дорого. Дело не только в том, что эти структурные качества современности лежат в основе болезненного состояния одиночества наших дней, но и в том, что они препятствуют интерсубъективному и реляционному подходу к борьбе с болевым синдромом. Когда приступ боли становится причиной отчуждения, недостаток общения и изоляция логически соединяются с болью, делая ее еще более невыносимой. Человек становится невидимкой. Это не покорность. Это не готовый на все пациент. К сожалению, сообщество, в котором забота о ближнем является лишь составляющей, не может заменить собой сообщество, построенное на заботе, — но именно таково наше общественное устройство. И потому эфемерный пациент живет в интернете, заменившем в XXI веке бумажную переписку, — и это не столько мир писем, сколько мир эмодзи, обмена информацией и дезинформацией, агитации, сбора средств — и, в очень малой степени, утешения. Совместное страдание, коллективное переживание стало абстрактным, ушло из личного общения.

Но на другом уровне история современной цивилизации — это история коллективных страданий, не имеющих определения. Есть лишь обещание помнить, которое зачастую выглядит слишком расплывчатым. Принадлежность к нации, этому неизреченному коллективу, давала ощущение идентичности, наличия цели, мотивировала к действию, независимо от того, боролись ли люди за или против какой-либо идеи. Войны, резня и геноцид XX века не всегда происходили во имя нации, из-за разделения на своих и чужих, будь тому причиной убеждения, цвет кожи или религиозная принадлежность. Тела искалеченных и погибших, которым нет числа, — это шифр боли для тех, кого относят к нации или изгоям. Люди на войне страдают коллективно, так или иначе делятся друг с другом переживаниями даже в тех случаях, когда отказываются говорить о них. Муки выживших, их немое, одинокое страдание без явных жалоб тем не менее беззвучно взывают к миру.