Познавая боль. История ощущений, эмоций и опыта

Всем перечисленным видам боли соответствуют внешние проявления — главным образом пять цветов лица. Каждому из пяти хранилищ и шести чертогов тела соответствовали участки лица, и всякий его цвет (красный, желтый, белый, сине-зеленый и черный) имеет свое диагностическое значение. При постановке диагноза применялась и пальпация — физическое состояние каналов можно было определить на ощупь[40]. Всякая эмоция, ощущение и температура влияли на ци и могли быть признаком патологии, сочетаясь с выраженными признаками заболевания[41]. В каждом из случаев внешний вид пациента, ощущения или же очевидные симптомы (пот, рвота и т. д.) говорили о том, что именно не так с потоком ци, но само ци увидеть было нельзя. Точки и каналы ци, здоровое или болезненное состояние организма в целом можно было распознать, оценить и понять через баланс инь и ян и течение ци.

Спорить о существовании ци бессмысленно, так как это понятие является ключевым для большой системы верований. Применение подобных понятий имеет функциональные и экспериментальные последствия, которые можно исследовать и подтверждать эмпирическим путем. Также и вера в христианского Бога имеет последствия в реальном мире на уровне опыта — особенно для тех, кто испытывает боль. Если мы будем спорить о существовании ци, то упустим из виду его ключевое лингвистическое и концептуальное значение как термина, проливающего свет на медицинскую систему, а также на политические и философские представленя о теле. По моему мнению, оно аналогично понятиям системы волокон, сигналов и сетей в представлении западной медицины о путях и механизмах боли. И пускай слово «пути» осознанно используется в переносном значении, структурно эти понятия выполняют одну и ту же задачу. Присутствие ци в теле подтверждает реальность существования ци как такового — так боль в западной медицине подтверждала наличие пусть и невидимого глазу повреждения или сигнального пути, или присутствия некогда невидимых «элементов» с греческими названиями (нейронов, аксонов, синапсов, ганглиев) либо же служила доказательством греховности или божественной любви.

В 1970-х американцы отправили в Китай делегацию специалистов по боли во главе с Джоном Боникой (1917–1994), который сыграл важную роль в изучении боли в послевоенных США. Участники группы были настроены весьма скептически. Ученые хотели докопаться до истинной сути метафор, расшифровать их, разобраться в том, что они значат на самом деле, — то есть пытались понять суть практик (таких, например, как акупунктура) с точки зрения западных представлений о физиологии. К их глубочайшему удивлению, акупунктура работала — и неважно, была ли она действенной как анальгетик или анестетик[42]. Но их попытки встроить акупунктуру в современную американскую модель боли и обезболивания, основанную на псевдоэлектромеханической метафоре «ворот» (см. следующий раздел этой главы), провалились — ученые не понимали, что переживание боли и ее лечение полностью определяются концептуальными рамками ци. Экспортировать практику акупунктуры без сложной системы значений, в которой она возникла, не имело смысла. Поэтому от нее отмахнулись, сочтя чем-то вроде гипноза.

Пути боли Нового времени

Гуморальные жидкости и ци были частью умозрительных представлений о боли, но и поворот в сторону материальных и физических концепций боли в раннее Новое время не сделал феномен боли видимым. Разрыв с прошлым обычно ассоциируют с Рене Декартом, который визуализировал связь между повреждающим механическим воздействием и реакцией мозга на него. В своих текстах он прибегает к понятию животных духов, и все же там присутствует представление о потоке сигналов в теле, или, проще говоря, о звоночках. Подобно тому как звенит колокольчик, когда кто-то дергает за прикрепленную к нему веревку, так и в мозгу раздается звоночек, когда приходит сигнал с периферии. Эта теория проиллюстрирована в трактате «Человек» (1664): юноша, наступивший на костер, осознает жар и в соответствии с определенной механикой отдергивает ногу. Раз страдала душа, следовало поразмыслить о повреждающем воздействии, однако механика боли изображалась как процесс автоматический, который можно наблюдать как у животных, так и у человека. Поскольку звери не обладают бессмертной душой, их выводили за пределы орбиты нравственных забот[43]. Декарт развивает нечто вроде «теории специфичности», в соответствии с которой сигнал о боли возникает на периферии тела, в тканях, которые распознают «боль», а затем при помощи внутренних механизмов отправляют сообщение в мозг, где боль обрабатывается предназначенным для этого отделом. С конца XIX века исследователи стали называть периферические ткани тела ноцицепторами, то есть болевыми рецепторами, утверждая тем самым, что боль возникала в точке повреждения. Чем сильнее повреждающее воздействие (входящий сигнал), тем интенсивнее боль — сообщение кодировалось в месте повреждения и отправлялось в мозг.