Познавая боль. История ощущений, эмоций и опыта

Отсутствие единообразия вынудило ученых вновь обратить внимание на расовые, гендерные и классовые категории эмоциональности для объяснения различий в реакции разных испытуемых на один и тот же стимул. Было принято считать, что боль со всеми своими физиологическими свойствами существует в теле и ее можно измерить. Телесная боль переносится по-разному — а значит, это должно быть каким-то образом связано с личностью человека, которая, в свою очередь, может зависеть от более широких различительных категорий (нормой считался образованный белый мужчина). Если личность — это психологическая единица, а психология связана с состоянием мозга, то эмоции — это больше, чем просто рефлекс. Вновь необходимо было развести психологию и физиологию, а точнее — перестать утверждать, что телесные изменения есть эмоции сами по себе. Теперь эти изменения рассматривались как телесный ответ на эмоцию, который свидетельствует о различии реакций на обычные болезненные стимулы. Долориметры в психосоматических исследованиях все чаще использовались в качестве измерительного инструмента наряду с персональными испытаниями и инвазивными хирургическими процедурами, такими как лоботомия. Очень скоро американские исследователи пришли к пониманию, что реакция на болевой стимул является результатом сложного взаимодействия сознания и тела, хотя и не отказались от представления о том, что физический стимул — например, имитация травмы или повреждения — должен непременно приносить боль. Переносимость боли зависела от индивидуальных характеристик и работы мозга, а к 1960-м ученые и вовсе пришли к тому, что она «связана с особенностями восприятия и взаимодействия с миром». Такой вывод соответствовал новым предположениям об «устройстве» боли, в особенности воротной теории.

Измерение боли опиралось на априорные представления о расовой иерархии, сексуальных и гендерных различий, возрасте, нравственности и т. п. Этим объяснялись различия в степени чувствительности. Через механические подтверждения объективности исторические предубеждения обрели новую силу. Главенствующая идеология скрыла теоретические и методологические огрехи. Таким образом, история объективности в измерении боли определяется политической целесообразностью и служит белым мужчинам, колониализму и классовым интересам. Более того, большинство попыток измерить боль опиралось на очень узкое представление о боли как сенсорном опыте. В начале 1970-х на эту проблему обратили внимание Рональд Мелзак и Уоррен Торгерсон (1924–1999). Вместе с Патриком Уоллом они пытались раздвинуть границы научного понимания боли. Они писали: «Инструменты, ныне используемые для измерения боли, исходят из представления о ней как о едином и уникальном в своих особенностях явлении, которое варьируется лишь по степени интенсивности». Сродни тому, как если бы мы описывали «видимый мир исключительно в терминах светового потока и оставляли без внимания структуру, цвет, текстуру и многие другие измерения визуального опыта». И все это несмотря на то, что в клиническом сообществе уже бытовали представления о разных типах боли. Качественные описания боли зачастую играли ключевую роль в постановке диагноза, но формальных способов оценить их не существовало. Мелзак и Торгерсон не нашли «исследований их использования и значения»[74]. Они намеревались восполнить этот пробел, сосредоточившись на описаниях хронической боли. Их труды задали новое направление попыткам измерить боль, но, поскольку теперь авторы не отказывались от метафор и субъективных свидетельств, они стали также попыткой снабдить боль собственным языком. Я вернусь к этой теме в главе 4, посвященной хронической боли.