Читаем Познавая боль. История ощущений, эмоций и опыта полностью

Если выражаться языком механистической объективности, суггестивный характер описания не должен бросаться в глаза. Идея универсальной гримасы боли, запечатленной на фотографии, прослеживается в теории базовых эмоций Пола Экмана, который проводит прямую связь между своими исследованиями и теорией Дарвина и во многом повторяет методологические ошибки пионеров научной фотографии[98]. Экман по-прежнему придерживается мнения, что лицо — это точный, предсказуемый и универсальный индикатор эмоций, который неподвластен влиянию времени и культуры. И хотя он сам не пишет непосредственно о боли, этим занимаются его последователи. Среди психологов-бихевиористов, которые стремились доказать универсальный характер боли, большую популярность снискала предложенная Экманом Система кодирования лицевых движений (Facial Action Coding System, FACS, СКЛиД), состоящая из набора симулированных выражений, запечатленных на фотокамеру. Если бы удалось добиться полного соответствия выражения лица переживанию, возможность запечатлеть «истинную» гримасу боли стала бы мощным эпистемологическим шагом вперед, влекущим значительные клинические последствия. Отсюда и возникало желание найти и зафиксировать универсальную гримасу боли. Вместе с тем ученые совершили удивительный в свете последних исследований языка и концепций боли поворот: они обратились к двум организмам, которые не способны говорить, но, как предполагалось, могут испытывать страдания, — к несчастным лабораторным мышам и новорожденным младенцам. Экмановская СКЛиД была адаптирована под грудничков, в ней появилась шкала гримас, которая была призвана помочь распознать страдание тех, кто не в состоянии внятно объяснить, что у них болит. Эти рассуждения поражают своей цикличностью: невозможно определить, какую именно боль испытывает новорожденный, даже если признать, что младенцы ей в принципе подвержены. На самом же деле характер переживания боли должен выводиться на основании того, что выражение лица само по себе точно отражает то, что за ним скрывается. А потому сначала следует определить значение выражений лица и только затем переходить к практическим исследованиям[99].

Гримасы новорожденных были применены к животным, в первую очередь к мышам, и в результате соответствующие шкалы представлялись доказательством универсальности выражения боли[100]. Этот аргумент базируется на аналогии или эволюционном сходстве, но методологическая проблема остается прежней. Откуда мы знаем, что чувствует мышь? Пока одни призывают установить автоматизированную систему наблюдения, которая будет отслеживать самочувствие лабораторных мышей при помощи системы распознавания гримас на основе искусственного интеллекта, другие интересуются, могут ли мыши скрывать свою боль[101]. А если могут, тогда на что способны люди? Для меня это вопрос риторический. Я подозреваю, всякий читающий эти строки отлично представляет, что значит «делать хорошую мину при плохой игре», — и пусть сторонники ИИ утверждают, что могут разглядеть истинное лицо за маской непринужденности. Наука оказалась в замешательстве.


Илл. 9. Последовательность гримас, демонстрирующих четыре основных движения лица (Prkachin K. M. The consistency of facial expressions of pain: a comparison across modalities // Pain. 1992. Vol. 51. P. 304. Изображение воспроизводится с разрешения правообладателя)


В итоге шкалы гримас стали применять и к взрослым людям. Логика экмановской СКЛиД позволила заявить о существовании универсальной гримасы боли. Подобный вывод был основан на очень маленькой экспериментальной выборке и недальновидном убеждении, что интенсивность боли полностью соразмерна полученной травме (которое, как мы знаем, глубоко ошибочно)[102]. Вдобавок в процессе поиска базовых выражений человеческой боли ученые вычеркнули из исследований лицевой «шум» — те черты, которые не наблюдались у субъектов в различных экспериментальных условиях. Так, лишь небольшая совокупность движений лица была отнесена к фундаментальным индикаторам боли, а остальное признано вторичным. По доброй традиции подобные исследования включали изображения гримас боли (см. илл. 9). Дистанция между Лебреном и недавним прошлым разом схлопнулась.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Еврейский мир
Еврейский мир

Эта книга по праву стала одной из наиболее популярных еврейских книг на русском языке как доступный источник основных сведений о вере и жизни евреев, который может быть использован и как учебник, и как справочное издание, и позволяет составить целостное впечатление о еврейском мире. Ее отличают, прежде всего, энциклопедичность, сжатая форма и популярность изложения.Это своего рода энциклопедия, которая содержит систематизированный свод основных знаний о еврейской религии, истории и общественной жизни с древнейших времен и до начала 1990-х гг. Она состоит из 350 статей-эссе, объединенных в 15 тематических частей, расположенных в исторической последовательности. Мир еврейской религиозной традиции представлен главами, посвященными Библии, Талмуду и другим наиболее важным источникам, этике и основам веры, еврейскому календарю, ритуалам жизненного цикла, связанным с синагогой и домом, молитвам. В издании также приводится краткое описание основных событий в истории еврейского народа от Авраама до конца XX столетия, с отдельными главами, посвященными государству Израиль, Катастрофе, жизни американских и советских евреев.Этот обширный труд принадлежит перу авторитетного в США и во всем мире ортодоксального раввина, профессора Yeshiva University Йосефа Телушкина. Хотя книга создавалась изначально как пособие для ассимилированных американских евреев, она оказалась незаменимым пособием на постсоветском пространстве, в России и странах СНГ.

Джозеф Телушкин

Культурология / Религиоведение / Образование и наука
Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
60-е
60-е

Эта книга посвящена эпохе 60-х, которая, по мнению авторов, Петра Вайля и Александра Гениса, началась в 1961 году XXII съездом Коммунистической партии, принявшим программу построения коммунизма, а закончилась в 68-м оккупацией Чехословакии, воспринятой в СССР как окончательный крах всех надежд. Такие хронологические рамки позволяют выделить особый период в советской истории, период эклектичный, противоречивый, парадоксальный, но объединенный многими общими тенденциями. В эти годы советская цивилизация развилась в наиболее характерную для себя модель, а специфика советского человека выразилась самым полным, самым ярким образом. В эти же переломные годы произошли и коренные изменения в идеологии советского общества. Книга «60-е. Мир советского человека» вошла в список «лучших книг нон-фикшн всех времен», составленный экспертами журнала «Афиша».

Александр Александрович Генис , Петр Вайль , Пётр Львович Вайль

Культурология / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Мифы и предания славян
Мифы и предания славян

Славяне чтили богов жизни и смерти, плодородия и небесных светил, огня, неба и войны; они верили, что духи живут повсюду, и приносили им кровавые и бескровные жертвы.К сожалению, славянская мифология зародилась в те времена, когда письменности еще не было, и никогда не была записана. Но кое-что удается восстановить по древним свидетельствам, устному народному творчеству, обрядам и народным верованиям.Славянская мифология всеобъемлюща – это не религия или эпос, это образ жизни. Она находит воплощение даже в быту – будь то обряды, ритуалы, культы или земледельческий календарь. Даже сейчас верования наших предков продолжают жить в образах, символике, ритуалах и в самом языке.Для широкого круга читателей.

Владислав Владимирович Артемов

Культурология / История / Религия, религиозная литература / Языкознание / Образование и наука