Читаем Познавая боль. История ощущений, эмоций и опыта полностью

Ребенку следует объяснить, что рожицы соответствуют настроениям — радость, когда не больно, и грусть, когда боль небольшая или сильная. Рожица 0 счастлива, потому что ей совсем не больно… Рожице 5 нестерпимо больно, но, быть может, и не до слез. Предложите ребенку выбрать рожицу, которая соответствует его состоянию[108].

Косвенно эта шкала предполагает, что боль можно выразить при помощи эмоциональной категории. Быть может, точнее будет сказать, что при таком измерении на базовом уровне боль существует лишь при наличии осмысленной эмоциональной оценки. Естественно, можно предположить, что отсутствие боли означает счастье и, соответственно, улыбку, а сильная боль — это печаль, значит — опущенные уголки рта и, возможно (но не обязательно), слезы. И хотя дети предпочли именно такой способ сообщения о боли, ученые сделали вывод, что «ни по обоснованности, ни по надежности» шкала Вонг — Бейкер не превосходит другие способы тестирования. При обсуждении ограничений исследования они признали невозможность объективно доказать, что такое ранжирование болезненных ощущений является «надежным способом» передачи детского восприятия боли. Авторы высказали примечательное (и справедливое) мнение, что «единственный способ доказать существование боли — это поверить человеку, который ее испытывает»[109]. Таким образом, как и в случае с «Болевым опросником» Мак-Гилла, который я анализирую в главе 4, необходимо распознать индивидуальное переживание боли пациента и предложить человеку язык для ее описания. Повсеместное использование шкал, которые определяют и выстраивают градации боли в соответствии с эмоциями, оказалось плодотворным. Они активно участвуют в конструировании болевого опыта. Эти инструменты вплетаются в концептуальную ткань опыта и определяют, как люди его проживают (и когда он кажется неуместным). Несмотря на это, исследователи не прекращают попыток отделить болевой опыт от эмоционального, и действительно, повсеместное использование шкалы Вонг — Бейкер не убедило специалистов в преимущественно аффективной природе опыта боли.

В 2001 году Международная ассоциация по изучению боли (IASP) опубликовала обновленную версию шкалы болевых гримас, предназначенную для «оценки ощущения боли». Из нее «удачным образом» были исключены «улыбки и слезы». К переменам привел ряд исследований, в которых прозвучали опасения относительно «эмоционально перегруженных критериев» шкалы Вонг — Бейкер[110]. Руководство по использованию шкалы содержит четкое указание не «использовать слова вроде „веселый“ и „грустный“», потому что она «предназначена для оценки внутреннего состояния детей, а не того, как выглядят их лица»[111]. Тем не менее детей до сих пор просят описать внутренние переживания на основании сенсорного опыта при помощи выражения лица. И хотя новая гримаса экстремальной боли несколько напоминает лица эпохи Лебрена, сложно отказаться от улыбки нулевого уровня или опущенных уголков губ шестого. Люди описывают боль, используя концептуальные рамки и формы выражения, свойственные времени и месту их проживания. Как минимум с 1980-х именно улыбка, опущенные брови, радость и грусть при ответе на вопросы о болевых ощущениях ассоциировались с болью разной силы. Но не все так просто.

В статье 2013 года Мириам Кунц, Стефан Лаутенбахер вместе с Пркачином рассматривают то, что они сочли «удивительным феноменом»: выражение, «не соответствующее… ни одному из базовых мимических движений, выражающих боль» — улыбку. Да, испытывая боль, люди нередко улыбаются. Это наблюдение повлекло за собой отказ от традиционной связи улыбки со счастьем или с положительными эмоциями. Теперь необходимо было тщательно разобраться, какие бывают улыбки и почему люди улыбаются. По-прежнему бытовало узкое понимание боли, которое исключало обстоятельства, в которых человек получает от боли удовольствие: «Боль неприятна по определению, и потому улыбка, возникающая на фоне болевых ощущений, едва ли может быть улыбкой удовольствия». Тем не менее статья уделяла особое внимание «социальным причинам» улыбки. Авторы пришли к выводу, что «свойства отношений» между человеком, испытывающим боль, и окружающими «имеют огромное значение, улыбка тускнеет в формальной обстановке, в то время как в присутствии партнера ширится». Таким образом, «улыбка боли может быть не столько признаком соответствующего аффекта, сколько следствием социальных причин»[112].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Еврейский мир
Еврейский мир

Эта книга по праву стала одной из наиболее популярных еврейских книг на русском языке как доступный источник основных сведений о вере и жизни евреев, который может быть использован и как учебник, и как справочное издание, и позволяет составить целостное впечатление о еврейском мире. Ее отличают, прежде всего, энциклопедичность, сжатая форма и популярность изложения.Это своего рода энциклопедия, которая содержит систематизированный свод основных знаний о еврейской религии, истории и общественной жизни с древнейших времен и до начала 1990-х гг. Она состоит из 350 статей-эссе, объединенных в 15 тематических частей, расположенных в исторической последовательности. Мир еврейской религиозной традиции представлен главами, посвященными Библии, Талмуду и другим наиболее важным источникам, этике и основам веры, еврейскому календарю, ритуалам жизненного цикла, связанным с синагогой и домом, молитвам. В издании также приводится краткое описание основных событий в истории еврейского народа от Авраама до конца XX столетия, с отдельными главами, посвященными государству Израиль, Катастрофе, жизни американских и советских евреев.Этот обширный труд принадлежит перу авторитетного в США и во всем мире ортодоксального раввина, профессора Yeshiva University Йосефа Телушкина. Хотя книга создавалась изначально как пособие для ассимилированных американских евреев, она оказалась незаменимым пособием на постсоветском пространстве, в России и странах СНГ.

Джозеф Телушкин

Культурология / Религиоведение / Образование и наука
Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
60-е
60-е

Эта книга посвящена эпохе 60-х, которая, по мнению авторов, Петра Вайля и Александра Гениса, началась в 1961 году XXII съездом Коммунистической партии, принявшим программу построения коммунизма, а закончилась в 68-м оккупацией Чехословакии, воспринятой в СССР как окончательный крах всех надежд. Такие хронологические рамки позволяют выделить особый период в советской истории, период эклектичный, противоречивый, парадоксальный, но объединенный многими общими тенденциями. В эти годы советская цивилизация развилась в наиболее характерную для себя модель, а специфика советского человека выразилась самым полным, самым ярким образом. В эти же переломные годы произошли и коренные изменения в идеологии советского общества. Книга «60-е. Мир советского человека» вошла в список «лучших книг нон-фикшн всех времен», составленный экспертами журнала «Афиша».

Александр Александрович Генис , Петр Вайль , Пётр Львович Вайль

Культурология / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Мифы и предания славян
Мифы и предания славян

Славяне чтили богов жизни и смерти, плодородия и небесных светил, огня, неба и войны; они верили, что духи живут повсюду, и приносили им кровавые и бескровные жертвы.К сожалению, славянская мифология зародилась в те времена, когда письменности еще не было, и никогда не была записана. Но кое-что удается восстановить по древним свидетельствам, устному народному творчеству, обрядам и народным верованиям.Славянская мифология всеобъемлюща – это не религия или эпос, это образ жизни. Она находит воплощение даже в быту – будь то обряды, ритуалы, культы или земледельческий календарь. Даже сейчас верования наших предков продолжают жить в образах, символике, ритуалах и в самом языке.Для широкого круга читателей.

Владислав Владимирович Артемов

Культурология / История / Религия, религиозная литература / Языкознание / Образование и наука