Познавая боль. История ощущений, эмоций и опыта

Скопление близ сердца большого количества меланхолической крови, подавляющей благотворные жизненные силы или по крайней мере притупляющей их; печаль бьет по сердцу, заставляет его изнывать и трепетать, и черная кровь, вытекающая из селезенки и распространяющаяся в подреберье с левой стороны, приводит к тем опасным ипохондрическим конвульсиям, которые случаются с теми, кто страдает от печали[118].

Что же до печали, Бёртон называет ее insanus dolor^{6}, «безумная боль», и вслед за Гиппократом провозглашает ее «матерью и дочерью меланхолии», «ее симптомом и главной причиной»[119].

Наконец, меланхолия характеризуется чернотой тела и крови, а также склонностью к страху, грусти и уединению. Впрочем, по Бёртону, всякая страсть — потенциальный источник боли. Так, например, страх «вызывает у людей душевную тревогу, печаль и тяжесть… <…> они испытывают постоянную боль»[120]. Стыд порождает «горчайшие муки» и обладает «столь же разрушительной силой, как и любая из прочих страстей»[121]. Зависть «распинает» душу. «Ничто не доставляет большего горя» завистливому человеку, «нежели известие об успехах другого»[122]. Еще хуже — идущие рука об руку соперничество, ненависть, раздор и жажда мести, характеризуя которые Бёртон цитирует святого Киприана (ум. 258): это «моль, разъедающая душу; для таких [склонных к соперничеству] содействовать счастью другого — сущая мука; их удел — пытать, распинать и казнить себя, снедать свое собственное сердце»[123]. Все формы недовольства и несчастья обозначены как причины и симптомы меланхолии, которые «большей частью сопровождаются мукой и болью»[124]. Следует помнить, что во всех случаях речь идет не об «эмоциях», плодах деятельности мозга в понимании современной западной медицины, а о страстях и недугах с их телесными причинами и телесными последствиями. Если человек пребывал в раздраженном состоянии, значит, с ним было что-то не так физически, на уровне гуморов. Человека, склонного к меланхолии, глубоко ранят глумление или насмешки, причиняя ему страдания гораздо более сильные, чем просто «телесная боль», — они так сильно усугубляют дурное настроение, что оно приводит «к вечным терзаниям»[125].

Отрицать существование меланхолии, этой вредоносной субстанции, присутствующей в теле, равно как и в случае с ци, было бы неправильно. Не стоит также пытаться пересматривать описанные Бёртоном заболевания с точки зрения современных диагностических категорий. Даже если я мог бы утверждать, что все представленные Бёртоном болезни имеют другую природу, если бы взялся рационально объяснить причины инфекций и заболеваний, депрессии и тревоги, скорби и страха, несварения и теплового удара, я бы тем самым оказал Бёртону и ему подобным медвежью услугу. Ибо, чтобы проникнуть в мир такого человека, как Бёртон, необходимо признать существование меланхолии и задаться вопросом: каково это — быть меланхоликом? До нас эти концептуальные категории дошли в виде метафор, а для него они были реальностью и определяли его опыт.

Диагноз «меланхолия», поставленный профессионалом или самим пациентом, предполагал целый набор культурных представлений. В человеке распознавали меланхолика, его специфическое поведение или набор симптомов определялись и лечились как меланхолические. Но меланхолик, принадлежащий этой культуре, понимал, чего от него ждут, и неосознанно пытался соотнести свои внутренние ощущения с теми внешними проявлениями, которые окружающие определили бы как меланхолические. От меланхолика ожидали соответствующих физических проявлений, выражений лица, движений и слов. Существовал определенный набор эмоциональных и сенсорных инструментов для описания тех или иных чувств. При попытке вписать их в нужную форму сами чувства претерпевали всевозможные изменения, деформации и превращения. Кто-то назовет это «представлением», но речь вовсе не об актерской игре[126]. Чувства Бёртона-меланхолика были аутентичны, и под аутентичностью понимался не вневременной, эссенциалистский или объективный биологический процесс: понималось нечто, соответствующее концептуальной и контекстуальной вселенной, в которой живет конкретное тело и сознание, страдающее от заболевания в соответствии с представлениями того времени о болезнях.