— Почему ты это сделал? Разве обязательно было дотрагиваться до нее? Если она, конечно, ничего не значит для тебя…
Слегка нахмурившись, Малфой пристально глядел на нее с явным любопытством.
— Послушай, я даже не помню, что коснулся ее. Если я и сделал это, то всего лишь потому, что прожил с этой женщиной почти половину своей жизни. Потому что она мать моего ребенка. Потому что я, черт возьми, привык к ней, привык к тому, что она рядом. Это было абсолютно неосознанной реакцией на обстоятельства.
И его слова заставили ее разрыдаться вслух. Даже понимая, что ведет себя сейчас глупо и смешно, Гермиона не могла остановиться: боль оказалась слишком велика.
— А я не хочу! Не хочу, чтобы ты проявлял эти «неосознанные реакции»! — она уже горько плакала, всхлипывая как ребенок.
Теперь Люциус уже выглядел откровенно раздраженным.
— Ну, дорогая, вот сейчас ты действительно ведешь себя, словно капризный младенец. Попробуй отнестись к этому более зрело и рационально.
Его голос был полон спокойного пренебрежения и чувства превосходства так заметно, что Гермиона ощутила себя школьницей, получающей выговор от преподавателя, а их разница в возрасте вдруг показалась ей огромной.
И это словно стало толчком высказать ему все, что наболело сегодняшним утром. Мучения, вызванные словами Нарциссы, оказались слишком велики.
— Да? Рационально? А разве ее ты не пытался обманывать?
— Что?!! — в голосе Малфоя прозвучал откровенный шок.
— Она… она сказала, что ты изменял ей…
— Значит, изменял? — так холодно переспросил Люциус, что Гермиона даже слегка вздрогнула.
— Да! Она… сказала, что… когда ты не получаешь дома того, чего хочешь, то… получаешь это в другом месте… — голос ее окончательно сорвался, и слезы уже бежали по щекам в три ручья.
Видимым усилием воли, Люциус взял себя в руки, хотя лицо его страшно напряглось и окаменело.
— Ты не можешь комментировать мой брак.
— Да, но я хочу знать.
— Ничего тебе не нужно знать.
— Нет, Люциус… — Гермиона увидела, как он начал отворачиваться и, не выдержав, прокричала, захлебываясь от слез: — Я должна быть готовой к этому, если когда-нибудь ты соберешься сделать то же самое и со мной!
Малфой замер и снова повернулся к ней, а уже в следующую секунду лицо его исказилось от жалости. Решив поначалу потребовать, чтобы она взяла себя в руки, и отказаться вести разговор в подобном тоне, сейчас он не мог понять, что ему делать. Ее бурная и искренняя реакция привела его почти в замешательство, а Гермиона все плакала и плакала, дрожа от рыданий всем телом.
Шагнув к ней, Люциус обхватил заплаканное лицо обеими руками и поднял голову вверх, заставляя посмотреть себе в глаза.
— Посмотри на меня, Гермиона… Посмотри на меня! Неужели ты не понимаешь, что и зачем она сделала? Она попыталась сделать тебе больно, и у нее получилось это! Попыталась посеять семена сомнения, которые приведут нас к ссоре. И у нее это тоже получилось, черт возьми! Что еще она пыталась сделать за эти несколько минут? Что? Я тебя спрашиваю.
Гермиона опустила голову, но Малфой еще раз с силой приподнял ее, заставляя смотреть на себя.
— Запомни! Я никогда не изменял жене… Никогда! Даже, когда встретил тебя, честно ждал начала бракоразводного процесса. И ты знаешь об этом.
Немного успокоившись, она наконец-то смогла начать рассуждать здраво, и дыхание ее несколько затихло.
— Но тогда… почему? Почему она думает, что ты был неверен ей? Она сказала, что не могла дать тебе того, что ты хотел…
Люциус выглядел ошеломленным.
— Гермиона, я старался не вдаваться в подробности нашего разрыва с Нарциссой. Это было бы слишком болезненно для нас обоих. Но вспомни, кем я был тогда. Под чьим влиянием находился несколько лет подряд. И оно поглощало всего меня! Ничего не имело значения больше, чем его благосклонность. Неужели ты думаешь, Нарциссе нравилось это? Нравилось то, что милости Лорда имеют для меня большее значение, чем наша семья, наш ребенок и она сама? Нет! И она была права, не простив меня. Нарси прожила со мной слишком благополучную и уютную жизнь, чтобы потерпеть соперничество с кем бы то ни было. Возможно, если бы она оказалась в состоянии разглядеть изменения, начавшие происходить во мне, открыть глаза на какие-то вещи, прислушаться к чему-то… Но этого Нарцисса уже не захотела. И это стало нашим с ней концом, как мужа и жены, как семьи.
Положив голову ему на плечо, Гермиона глубоко вздохнула, понимая, что лучше будет изгнать этих демонов навсегда. И принять его слова, как данность. Тем более что они и впрямь объясняли многое. Но было еще кое-что, что мучило ее, заставляя снова и снова сходить с ума. И она должна была спросить Люциуса об этом!
— Она сказала, что ты… не знаешь, что такое любовь… — лицо Малфоя исказилось от боли, но уткнувшаяся ему в плечо Гермиона не увидела этого и продолжила: — Ты… любил ее, Люциус?
Продолжая крепко прижимать ее к себе, он долго молчал, но потом просто и откровенно ответил:
— Думаю, да.