Познавая прекрасное (ЛП)

Гермиона закрыла глаза, из которых снова потекли слезы. Страшная и болезненная ревность, как ни странно, смешалась в ее душе с необъяснимым облегчением. Потому что Люциус Малфой мог любить! Он был способен чувствовать любовь… И она задала вопрос, ответа на который боялась больше всего на свете:

— А сейчас… ты… все еще любишь ее?

Люциус глубоко вздохнул, не отвечая ничего так долго, что ей уже стало страшно. Казалось, что сердце вот-вот разобьется на миллионы мельчайших осколков и перестанет существовать. Но потом она услышала голос Малфоя, звучавший так, будто он задумался и разговаривает с самим собой.

— Долгое время я понимал, что еще очень привязан к ней… Даже после того, как она ушла. Оставалось что-то вроде уважения, какой-то близости, даже привычки. Это всегда происходит, когда много лет люди живут вместе, когда их связывает… целая жизнь. И неважно, плохая или хорошая… Но любить… — он вздохнул еще раз, и Гермиона затаила дыхание в ожидании правды. Люциус слегка приподнял ее голову и снова заглянул в лицо. — Знаешь, когда я понял, что больше не люблю ее? Что ничего не осталось… Когда увидел тебя в опере. А потом еще раз убедился, когда через неделю впервые пришел к тебе в кабинет. Так что, нет, Гермиона… Я больше не люблю ее. Все прошло.

Снова заплакав, она уткнулась лицом в его рубашку, а Малфой, больше не говоря ни слова, молча прижимал ее к себе, лишь ласково поглаживая по волосам. Так они и сидели еще долго, пока наконец он не поднялся и не потянул ее за собой.

— Пойдем, хватит плакать. Тебе нужно успокоиться и съесть чего-нибудь, — Люциус повел ее на кухню, инстинктивно уводя из столовой, в которой до сих пор стоял запах сигаретного дыма.

За завтраком, поданным услужливой Тибби, он попытался было разговорить Гермиону, но, видя, что попытки безуспешны, оставил в покое. И только внимательно поглядывал, следя за ее состоянием.

Наскоро пожевав чего-то, она быстро переоделась и спустилась вниз, чтобы уйти на работу. Застенчиво улыбнулась и, уже стыдясь своей ревности, несмело приблизилась к Люциусу, чтобы, приподнявшись на цыпочки, чмокнуть в щеку. И уже собралась направиться к камину, когда почувствовала, как его пальцы мягко касаются запястья.

— Гермиона…

Она обернулась, но глаз так и не подняла.

— Все в порядке. И Нарцисса… просто несчастная женщина, к тому же ревнующая. Чего еще можно было от нее ожидать?

— Я пойду… Мне уже пора, — выдавила из себя Гермиона, не в силах посмотреть на него. А потом подошла к камину, взяла немного порошка и исчезла в зеленом пламени, направляясь в Министерство магии.

Примечание: строки из пьесы У. Шекспира «Укрощение строптивой» взяты в переводе И. Курошевой.

========== Глава 42. Потребность друг в друге ==========

Придя на работу, Гермиона честно пыталась сосредоточиться на делах, но получалось у нее из рук вон плохо. Снова и снова она проигрывала в голове то, что случилось утром, и с каждой минутой все сильнее ругала себя за несдержанность.

«Боже, какая же я идиотка! Так по-детски, так глупо и нелепо вела себя… Да понятно, что Нарцисса пыталась причинить мне боль, пыталась задеть, подколоть — и я не должна была поддаваться на эти провокации. Они с Люциусом поженились, когда меня еще на свете не было, так почему ж они не могут оставаться близкими людьми? Ведь он никогда не давал мне повода усомниться в своей искренности. И в том, что я нужна ему…»

Она раз за разом вспоминала все, что сказал Люциус, и искала в его словах подтверждение того, что он не сердится на нее. Что эта отвратительная истерика не создаст проблем в их отношениях. И все равно тошнотворный страх заставлял скручиваться внутренности узлом, и Гермиона чувствовала себя ужасно несчастной.

Ощутив мучительную боль, она потерла виски.

«И что, спрашивается, он теперь должен обо мне думать?»

Был еще один момент, заставлявший ее беспокоиться: Гермиона ужасно переживала, что сегодня утром дала понять, насколько она… младше Люциуса. Он действительно мог увидеть в ней молоденькую, излишне эмоциональную и не умеющую держать себя в руках особу. А ей так не хотелось этого! Люциус всегда общался с ней на равных, к чему Гермиона уже привыкла. Более того, ей безумно нравилось, что такой умный, гордый и умудренный опытом волшебник, как Люциус, уважает ее мнение и всегда прислушивается к нему. Как же не хотелось опускаться на ступеньку ниже! Но во время сегодняшней сцены она просто наглядно продемонстрировала свою… незрелость.

«Черт! Ну почему я вела себя как глупая ревнивая девчонка? — Гермиона глубоко вздохнула и подумала о том, как они расстались. — Да, Люциус был нежен и спокоен со мной. Но я! Я была такой… обиженной, что, можно сказать, отвергала все, что он говорил или делал. А ведь Люциус всего лишь хотел успокоить меня!»

Она вспомнила, как собралась и ушла, толком так ничего не выяснив с ним. Даже не попытавшись объяснить ему свои обиды и страхи. И этим еще больше продемонстрировала истинно ребяческую раздражительность. Ей вдруг ужасно захотелось вернуться в мэнор, увидеться с Малфоем и извиниться за свое поведение.