Познавая прекрасное (ЛП)

Вернувшись в спальню, они почти сразу оказались в кровати и не покидали ее уже до самого утра, отвлекшись лишь на легкий ужин, что принесла им поздно вечером Тибби. И уже столь долгожданная близость была в этот раз наполненной острым, почти болезненным наслаждением, заставляющим их вожделеть друг друга снова и снова, упиваясь этим сумасшедшим вожделением.

Воскресенье тоже тянулось медленно, лениво, вкусно. И отличалось от субботы лишь прогулкой до ближайшей деревеньки. Там Гермиона купила несколько газет и журналов, за что оказалась шутливо высмеяна Малфоем, считавшим, что на чтение этого печатного мусора не стоит тратить свое драгоценное время. Особенно то, которое могло быть посвящено ему, любимому. Гермиона слабо отбивалась, утверждая, что чтение воскресных газет — это один из вариантов скрасить досуг практически у любого цивилизованного человека, но Люциус лишь скептически ухмылялся, выслушивая ее аргументы. Он, в общем-то, и не скрывал, что переубедить его у Гермионы получилось неважно. Хотя на самом деле, оба блаженствовали от своих восхитительных пикировок.

Однако по возвращении домой, когда она все же решила заняться чтением и улеглась на кровати, разбросав купленное прямо на постели, то смогла убедиться, что Люциус не шутил: он и вправду оказался решительно настроен помешать ей всеми правдами и неправдами. Не обращая никакого внимания на то, что Гермиона уткнулась в разворот «Санди таймс» и упорно читает статью о глобальном потеплении, он втянул в рот ее правый сосок, тут же найдя пальцами клитор и принимаясь настойчиво кружить по нему.

— Нет, ты видел эти цифры? Становится страшно, насколько стремительно на самом деле происходит потепление! Ведь полярные льды имеют огромное значение для нашего выживания на этой планете. Можно сказать, жизненно важное, — делая вид, что игнорирует его, проговорила Гермиона.

— Хм… Угу… — два его пальца толкнулись глубоко во влагалище.

Одновременно с этим Малфой прикусил сосок, тут же принявшись зализывать набухшую ягодку языком, и Гермиона невольно выгнулась на кровати. Но читать упрямо не бросила.

— Даже саммит хотят организовать. Знаешь, я сильно сомневаюсь, что всякие саммиты помогут бороться с парниковым эффектом. Для прессы языком помелят, а потом, когда дело дойдет до дела, благополучно обо всем забудут, — Гермиона поражалась тому, что до сих пор сдерживалась, когда он так упорно и настойчиво подводил ее к оргазму, да и самой ей не хотелось ничего большего, как провалиться, наконец, в блаженный обморок.

Продолжая машинально блуждать глазами по странице, уже через несколько мгновений она поняла, что терпение подошло к концу. Газета выпала из рук, с шелестом скользнув рядом, а сама Гермиона судорожно вцепилась пальцами в покрывало. Сил сопротивляться искусным ласкам Малфоя, который уже переключился на вторую грудь, не осталось совершенно. Что говорить… в настойчивом стремлении добиваться поставленных целей они оба могли на равных соперничать друг с другом.

— О-о-о… — Гермиона снова выгнулась на кровати, наконец окунаясь в чувственный бред.

Она уже дергалась в конвульсиях, когда довольно ухмыльнувшийся Люциус начал двигать пальцами еще быстрее и снова сжал зубы теперь уже на втором соске. Крик экстаза сорвался с губ Гермионы в тишину комнаты. А Малфой все продолжал поглаживать и поглаживать ее тело, пока она не успокоилась и не затихла. Вот тогда он поднял голову и, насмешливо улыбнувшись, задал вопрос:

— Так что ты там говорила о глобальном потеплении?

Задыхающаяся Гермиона с трудом приоткрыла глаза. Взгляд ее туманился.

— К черту потепление! Только ты… Единственное, что важно в моей жизни — это ты.

— М-м… Так-то лучше, — Люциус склонился к ее губам, а потом неожиданно вошел в нее мощным и глубоким толчком.

Еще не придя в себя, поначалу Гермиона задохнулась от шока, но тут же гостеприимно толкнулась ему навстречу, сжимая мышцы вокруг напряженного члена.

— Боже… Как же я люблю этот момент, когда ты входишь… и мне даже немножко больно… Люциус… черт, я обожаю твой член…

Чувствуя, как слова ее медом льются в уши, Малфой прикрыл глаза и начал двигаться, сосредоточившись на собственных ощущениях, которые были великолепны.

— Я тоже, милая… Если б ты знала, как хорошо мне в тебе. Очень хорошо…

Проведя по его спине ладонями, Гермиона намеренно задела ее ногтями, вызвав у него глухой стон.

— Да… Еще. Хочу чувствовать, как ты впиваешься в меня. Еще, Гермиона! — теперь он двигался с еще большей силой, каждым толчком приближая ее к изголовью кровати.

Гермиона вонзила ногти в кожу и провела ими по спине, зная, что царапает его до крови. И зная, что ему чертовски нравится это. Теперь он двигался так быстро, что она даже не могла попасть с ним в такт и лишь крепко сжимала мышцы навстречу его толчкам. Уже скоро лицо Люциуса исказилось в экстазе, и он конвульсивно вздрогнул над ней, взрываясь глубоко внутри.