С несколько нарочитой медлительностью Бессамер осторожно и плавно, словно фокусник, сорвал ткань, являя инструмент взору Гермионы. И та не смогла сдержать восхищенного вздоха: выглядела обновленная виолончель великолепно. Казалось, после проведенной реставрации она светится какой-то магией. Мастера заново отлакировали корпус, заменили все струны и подпорченный гриф. Теперь инструмент выглядел безупречно и будто кричал: «Играйте на мне! Я снова буду звучать…»
Озабоченный молчанием Гермионы, Бессамер осторожно взглянул на нее, но лицо той выражало лишь откровенное благоговение.
— Это действительно изысканное произведение искусства. И для меня было огромной честью работать над его восстановлением. Благодарю вас, мисс Грейнджер, что доверились именно мне, — почтительно произнес он, но потом заговорил более деловито: — Увы, я не могу отдать ее вам без предварительного прослушивания. Поэтому взял на себя смелость попросить одного знакомого музыканта продемонстрировать вам теперешнее звучание виолончели. Он — аспирант Королевской академии, и, безусловно, сможет показать, на что же способен этот прекрасный инструмент.
В комнату вошел приятный молодой человек с длинными, небрежно свисающими волосами и симпатичным лицом. Он приветливо улыбнулся Гермионе и пожал ей руку, глядя прямо в глаза. Та вдруг неожиданно подумала, что, пожалуй, несколько месяцев назад эдакий красавчик мог привлечь ее внимание, но сейчас… нет. Привлекательность музыканта абсолютно ничего не заставила шевельнуться в ее существе. Гермиона просто ждала, когда же он продемонстрирует способности отреставрированного инструмента. И, к счастью, молодой человек именно этим и занялся.
Никогда еще она не слышала такого безупречного качества звучания. Богатые тона виолончели словно бы просачивались в тело и душу, действуя почти как лекарство, как бальзам, способный исцелить от всех болезней на свете. Звуки, издаваемые инструментом, казались волшебными, и если бы Гермиона не знала, что Страдивари был маглом, то даже не засомневалась бы в магическом происхождении его творения.
На какой-то краткий миг ей даже показалось, что вот-вот упадет в обморок, растворяясь в этих чудесных звуках. Но, к счастью, виолончелист закончил играть и, улыбнувшись, посмотрел на нее:
— Что вы скажете?..
— Это… это прекрасно… — еле выдавила из себя Гермиона низким, хриплым голосом. Ее глаза подозрительно блестели.
— Согласен… — отозвался молодой музыкант. — И даже не уверен, что смогу расстаться с ней, мисс Грейнджер. Боюсь, вам придется драться со мной за эту виолончель, — он кокетливо улыбнулся, на что Гермиона почти не обратила внимания, поскольку думала лишь об одном — о том, чтобы как можно скорее вернуться домой, к Люциусу.
— А… что вы сказали? — удивленно спросила она, почти не слушая его. — Эм-м… боюсь, мне пора возвращаться домой. Пожалуй, я лучше пойду, — и Гермиона отвернулась от молодого человека, лицо которого сразу же помрачнело. — Господин Бессамер, поверьте, вы проделали поистине огромную и удивительную работу. Не знаю, как отблагодарить вас. Могу лишь заверить, что на этой виолончели обязательно будут играть. И будут очень бережно относиться к ней.
Реставратор улыбнулся ей, помогая убрать громоздкий инструмент в футляр, и Гермиона протянула ему заранее подготовленный чек. Он содержал вопиюще огромную сумму, которую Гермиона обещала заплатить за реставрацию и которая составляла ее зарплату за несколько месяцев. Но Гермиона ни капли не жалела этих денег, тем более что и тратить их теперь было практически некуда — Люциус полностью обеспечивал ее, предугадывая все потребности.
Распрощавшись с Бессамером, Гермиона вышла на улицу и уже искала укромное местечко для аппарации, когда услышала позади себя шаги и окликающий голос:
— Простите! Мисс Грейнджер, можно вас…
Повернувшись, она увидела, как Фред (кажется, именно так ей представили виолончелиста) бежит следом. Приблизившись, он остановился и несколько смущенно уставился на Гермиону.
«Надо же… попадется ведь кому-то такой милашка…» — мелькнула у нее мысль.
— Мисс Грейнджер, я просто… хотел спросить, не выпьете ли вы со мной чашку кофе? Если, конечно, вы не против…
От подобной напористости Гермиона слегка опешила. Она уже давно не сталкивалась с вниманием к себе каких-то других мужчин и сейчас чувствовала ужасную неловкость оттого, что придется осадить этого красавчика, раз и навсегда лишив его каких бы то ни было надежд. Но даже мысли принять его приглашение у нее не возникло. Гермионе хотелось только одного: скорей вернуться в Малфой-мэнор. К Люциусу.
— О-о-о… Мне очень жаль, но, боюсь, что не смогу. Мне пора возвращаться домой, к своему… другу, — казалось очень странным называть Люциуса именно так, но Гермиона чувствовала, что это лучший и наиболее ясный способ дать понять молодому человеку, что ему ничего не светит.
Виолончелист выглядел разочарованным.
— Ох… понятно. Ну что ж, попробовать в любом случае стоило, — он печально улыбнулся, и Гермиона вернула улыбку в ответ. — Скажите, а виолончель Страдивари принадлежит ему?
— Да.