Познавший гармонию

А я вот собираюсь в Капдаг, но еще на дачу надо съездить, сосед наш ограду строит, хочет полметра земли у нас оттяпать по периметру. Не так и мало. Вот ведь какая жизнь у нас теперь. Раньше отношения хорошие были, а теперь вот – и заявления надо писать, и вообще… Молодой человек, сорока лет примерно. А открытка ваша с Франциском Азизским из Италии, так где он птицам проповедует, получена. Спасибо, что не забываете, да и открытка хороша…»

21.2.2004. Москва. Звонок около восьми утра. «Я вас, Г., не разбудил, чаем? А время то сколько сейчас? Восемь? А мы только сейчас проснулись, сколько времени не знаем, вот Надюша и говорит, надо Г. позвонить… А то мы еще ночью просыпались, я и лба перекрестить не успел, и вместо молитвы “Отче Наш” Надин моя радио включила. Услышали: без десяти два ночи. Ну, Надюша сразу радио слушать: что передают? Она ведь у меня всё слушает. Всё, что передают, всё и слушает. Так и “Вечернюю Москву”, которую я по старой памяти выписываю, она от корки до корки прочитывает, да и шахматную газету тоже – вы видели какие там буковки? Она таким путем глаза свои лечит – это после операции-то, а потом профессору, который ей операцию делал, жалуется, что у нее с глазами нет полного порядка… А как там, Г., малыш этот – Карлсен – очень он мне понравился… Надюша, слышишь, что Г. говорит – победил вчера мальчик Сережу Долматову атакой в двадцать ходов… У вас сегодня, кстати, время на обед есть? Заглянете к нам?»

В тот же день у них дома на одиннадцатом этаже большого высотного дома на Кудринской площади, которую В.В. называет по старой памяти площадью Восстания. Мебель пятидесятых годов, на обеденном столе ералаш: ваза с фруктами, настольная лампа, к лампе прислонена иконка, совсем простенькая, открыточка с изображением какого-то святого, стопки только что вышедшей книжки его, тарелки, тарелочки, открытая коробка конфет. Рядом – шахматный столик с какой-то эндшпильной позицией.

«В.В., что это шахматы у вас такие неказистые…»

«Как сказать, Г., этими шахматами мы еще с Левенфишем пользовались, когда книгу о ладейных эндшпилях писали. Привык я к ним, а так – у меня много всяких имеется, даже есть комплект – не поверите! – из зуба кашалота сделанный. Мне его в 57-м году подарили, когда я у Ботвинника выиграл. Не знаю, где он сейчас и обретается. Наверное, валяется в каком-нибудь шкафу…

Ах, Григорий Яковлевич, Григорий Яковлевич! Левенфиш ведь мне за победу во Всесоюзном первенстве школьников лично первый приз вручил – часы “Лонжин”. И часы у меня эти тоже где-то хранятся. Я ведь мальчиком еще следил за партиями матча Левенфиш – Ботвинник в 1937 году, и партии эти и сейчас хорошо помню. Был Григорий Яковлевич тогда в блестящей форме и играл замечательно, и матч не проиграл, и звание чемпиона сохранил. А ведь известно, что чемпионат страны в Тбилиси был рекомендательным для посылки на АВРО-турнир. Но отправился тогда Михаил Моисеевич куда надо, а у Григория Яковлевича не было столь высоких знакомств, это и сыграло решающую роль. Был к тому же Ботвинник очень правильный молодой человек, а Левенфишу к тому времени уже под пятьдесят было, хотя, нет слов, хорошо играл тогда Михаил Моисеевич, но я о правовой стороне вопроса говорю… Да уж, конечно, невыездной стал Григорий Яковлевич от того, что войной пошел на Михаила Моисеевича, опрометчивый поступок совершил. Потому и комментировал Григорий Яковлевич партии, которые я у Ботвинника в матче выигрывал, что и говорить, с немалым удовольствием…

А когда на турнир в Питер поехал в 1939 году, наблюдал я за ним с большим интересом, и был Левенфиш для меня примером во всех смыслах. Играли в том турнире и Керес с Решевским. Официально назывался турнир тренировочным. Решевский спросил еще тогда, отчего турнир называется тренировочным. А ему сказали – от того, что в турнире призов нет, вот от того и тренировочный.

Помню еще, играл Левенфиш с Флором и в эндшпиле грубо ошибся и проиграл партию, хотя техника у него была вообще высокая. Тогда из публики спросили еще, а почему вы здесь так не сыграли, пассивно обороняясь? А он в сердцах так отвечал: что же я до утра здесь играть буду, что ли… Но уже через пятнадцать минут сел за другую отложенную с Ильей Рабиновичем и выиграл. И был уже в благодушном настроении. Фигуркой за анализом пристукивал, так мол и так, так и этак. Мог и вспылить Григорий Яковлевич, эмоционален был. Был он игрок, и игрок зачастую азартный, в отличие, например, от Романовского, который больше был романтиком, педагогом, методистом, учениками был окружен. Понимал ли Левенфиш, что такое советская власть и в каком государстве живет? Всё, всё прекрасно понимал Григорий Яковлевич, и лучше многих еще понимал…

Левенфиш ведь с батюшкой моим в том же Технологическом институте в Петербурге учился. Высокоинтеллигентнейший был человек, а жизнь вел бедную. Нуждался очень материально, выступал во многих местах, чтобы деньги заработать; и на старости лет был вынужден это делать. Относился Левенфиш ко мне с большой теплотой, да и я любил его очень.