Позолоченная луна

— Сало! Не говори при мне про сало! Я уже вижу, что мне придется рубить мотыгой эти… пироги, как ты их там называешь.

— Господи, да что, в том Париже не нашлось шефа повежливей? Уж я думала, в такое место, как Билтмор, не станут брать грубияна, который еще и сыр жжет.

В кухню влетела миссис Смит, которая заморгала, неожиданно оказавшись там в тишине, прерываемой только плеском и скрежетом посуды, которую мыла Керри в раковине, да тихим мурлыканьем Ремы.

— А… Так что, на кулинарном фронте у нас затишье — никаких ссор?

Рема просияла.

— Да у нас с Пьером тут только отличная погода.

— Прекрасно. — Заметив Керри, она вздохнула. — Мисс МакГрегор, я очень ценю вашу старательность. Вы никогда не присядете, даже на минутку.

— Я подумала, раз меня в основном наняли работать с лифтами для еды, когда мистер Вандербильт окончательно сюда переедет, а пока гостей не много…

— Верно. Так что пока займитесь верандой позади дома. Вчерашний шторм нанес всюду листья, и это выглядит неопрятно.

Керри не собиралась так скоро вновь встречаться с кем-то из гостей мистера Вандербильта. Вообще-то она собиралась вообще их избегать.

Она обнаружила, что веранда пуста — какое облегчение. При всем великолепии Билтмора — все его удобства, горячая вода из кранов, электрический свет, внутренний бассейн для плавания в любую погоду — от его размеров у нее болела голова. Она начинала чувствовать себя, как те зверушки, которых ее отец много лет назад ловил в западню, вкопанную у коптильни для ночных воришек. Глаза енотов в их черных масках были такими трагическими, такими скорбными, что Керри кидалась к отцу и умоляла их пощадить.

Она вытерла полотенцем плетеное кресло, выпрямилась и повернулась полюбоваться видом на Олений парк и пруд, за которыми вздымались горы. В воздухе стоял мускусный запах осени, в котором ощущались резкая нотка бальзамина и подступающие холода. Ей показалось, что она слышит не только плеск фонтанов Билтмора, но и низкий рокот водопадов вдали.

Она действительно до боли скучала по этим запахам, этим звукам, этим видам. Как бы она ни восхищалась Нью-Йорком, как бы он ни расширил ее кругозор, какая-то часть ее, в глубине, доходящей до мозга костей, оживала только лишь в этих горах.

Ноябрьское небо темнело зловещей бронзой. Но она всегда любила ноябрь, когда оголившиеся стволы деревьев открывали виды, которых нельзя было разглядеть в теплые месяцы. Природа открывала свои секреты.

— Это и правда приводит в замешательство, — произнес мужской голос сзади.

Керри подскочила. Миссис Смит не послала бы служанку убирать на веранде в это время дня, если бы могла представить себе, что кто-то из гостей может мерзнуть там на ветру.

Керри огляделась по сторонам в поисках того, к кому мог бы обращаться Мэдисон Грант. И начала быстро сметать листья.

— В замешательство?

Наверное, это было неправильно — вступать в разговор с гостем. Но, может быть, служанка не может не реагировать на прямое обращение к ней.

Керри поморщилась на это слово, служанка. Ее душу снова стиснули когти сожаления.

Грант простер руку в сторону открывающегося вида.

— Да, в такой день, как сегодня, приходишь в замешательство от того, что не можешь разобрать, где облака, а где горы. Лишь серая гряда за серой грядой, и все, кажется, плывут и движутся.

Кажется, от нее требовался какой-то ответ.

— И еще замешательство вызывает то, что вся эта панорама не нарушается никакими следами присутствия человека. Или же эта безлюдность вас не смущает, мисс МакГрегор?

— Вообще-то и за это тоже я так люблю наши горы.

Он приподнял одну бровь.

— Наши, — отчетливо выговорил он.

Она совершенно не имела в виду своего собеседника, употребляя это местоимение.

— Тех из нас, — уточнила она, — кто всегда жили здесь.

Улыбнувшись, он снова повернулся к виду.

— Должен признаться, когда я смотрю на эти горы, я испытываю странное, крайне непривычное ощущение, что я очень мал. Буквально незаметен, если мы говорим о какой-то метафизической шкале.

Керри занялась протиркой следующего кресла.

— А этот свет, — продолжал он. — Цвета льющегося серебра. С этими белыми проблесками. Его глубина.

Новое кресло поблескивало бусинками льда, свежая черная краска даже не была поцарапана. Если миссис Смит выглянет наружу из гобеленовой галереи, она хотя бы увидит, что Керри работает, а не стоит и просто болтает с гостем.

— А самое странное то, что я всю жизнь смотрел на океан — в основном летом, в Ньюпорте. Но никогда не ощущал ничего подобного. — Он отвернулся от вида. — Вы, может быть, никогда не видели океана?

Вместо ответа Керри начала вытирать следующее кресло. Если не считать последние два года, она никогда не выезжала за пределы графства. Наверное, Мэдисон Грант не считает за «увидеть океан» то, что она ходила мимо портов в поисках съемного жилья в Нижнем Ист-Сайде Манхэттена и Нью-Йоркской гавани.

— Рядом с океаном я никогда не чувствовал себя маленьким. Десятки раз я стоял на самом конце Утесной дороги в Ньюпорте. — Он указал на край веранды. — С той же легкостью, как и здесь. И это был грандиозный вид. Но все же…

Керри выпрямилась.