Позорная грамота

Электронные часы-ракушка показывали семнадцать двадцать восемь – пора было отправляться на встречу с Лией Кальман. Я спрятал драгоценный список в нижнем ящике стола среди кучи ненужных бумаг, используемых под черновики, а иногда становящихся самолетиками, вылетающими из окна девятого этажа «Бизнестауна», выключил ноутбук, закрыл окно, запер за собой дверь и спустился на лифте в холл. Наташки в баре не было видно. Наверное, будущий учитель штудировала под стойкой методику преподавания русского и литературы.

Выйдя из здания, я на минуту остановился, чтобы оценить погоду. Дневной зной спал, но по-прежнему было невыносимо душно. Через площадь перед «Бизнестауном» с городского пляжа тянулись вереницы разморенных отдыхающих, получивших на сегодня дневную норму солнечной радиации, и чей оттенок красного стал еще более насыщенным, приближая их к внешнему виду индейцев племени «Курортусы».

Я спустился по лестнице на площадь, меня поглотила пестрая толпа краснолицых, и мы все вместе пошли в направлении проспекта: они – разбредаться по своим временным пристанищам, а я – к остановке маршрутных такси до поселка Подгорный. Однако мне нужно было сойти гораздо раньше, на «Промзоне», и еще минут пятнадцать пройти пешком – Лия Кальман пригласила к себе на дачу, где, по ее словам, она жила все лето и только в холодное время перебиралась в город.

У западного склона Мыс-тау, за чертой города, больше полувека тому назад были построены промышленные предприятия. Среди них были: и обувная фабрика, и мотороремонтный завод, и аптечный склад, и кондитерская фабрика, и консервный завод, и даже пивзавод – пивзавод, к счастью, сохранился. Эта территория и тогда носила название Промзона, и сейчас, когда промышленность города перестала существовать, а все предприятия были переоборудованы под торгово-развлекательные центры.

«Молл-град» – бывший молзавод – был последним в веренице заводов-переоборудышей. Огибая его слева, узкая асфальтированная дорожка пересекала товарную железнодорожную станцию и петляла по лесополосе. Спустя минут десять я оказался у ажурной арки, которую венчали фанерные буквы, выкрашенные ярко-оранжевой краской. Все вместе они составляли название дачного товарищества:

«САДОВОДНИК».

Странное название, мне думается, произошло от совмещения двух разных слов – «садовод» и «огородник» – и двух человеческих качеств – лени и жадности. Сначала председатель дачного кооператива выпилил из фанеры концовку слова «огородник», но вовремя спохватился, что оно не вполне соответствует предназначению данного товарищества, и напилил букв для слова «садовод», а чтобы не выбрасывать уже готовые, то соединил все вместе.

Решив этот ребус, я огляделся. От асфальтированной дорожки отходила протоптанная тропинка, которая заворачивала под арку и дальше терялась в зеленых зарослях садовых кустов и другой дачной растительности, буйно прорастающей через штакетники и рабицы заборов. Я был на месте, оставалось только найти деревянный домик – зеленый с белым – под номером двадцать один. На это у меня ушло еще пятнадцать минут.

Во внешности Лии Кальман меня поразил ее проницательный взгляд. Казалось, она видит меня насквозь, читает все мои мысли и вообще знает обо мне абсолютно все мелочи, но при этом я не испытывал ни чувства стеснения, ни дискомфорта, потому что на меня были направлены серо-зеленые глаза доброго и умного человека. Выглядела она моложаво для своих шестидесяти семи лет. У нее были вьющиеся каштановые волосы, правильные черты лица, а мимические морщины точно соответствовали типу сангвиника. Кальман была ниже меня ростом, но значительно выше Липы.

«Еще один раздражающий фактор для председателя-коротышки с комплексом неполноценности», – чисто автоматически отметил я.

Мы стояли по обе стороны невысокого деревянного забора. Я вежливо поздоровался, представился, вручив свою визитную карточку, и извинился за опоздание. Она ответила, что ничего страшного, все равно до осени она никуда не спешит, отворила калитку, и мы прошли вглубь сада. Расположившись на скамейке под кудрявой вишней, мы обменялись впечатлениями о погоде.

– Ну ничего, отдохнете на выходных в Изумрудной щели, – сообщил я, – в предгорье сейчас прохладно, хорошо.

Собеседница как-то странно отреагировала на мои слова: она ничего не ответила и только удивленно вскинула брови.

Я поспешил пояснить:

– Разве вас еще не пригласили? Вроде бы, Липа говорила, что всем коллективом…

– Ах вот оно что?! – рассмеялась Кальман. – Да меня с того года уже никуда не приглашают.

Вот так начало, подумалось мне, и я задал явно провокационный вопрос, что называется, не в бровь, а в глаз:

– Лия Микаэльевна, я дважды был в центре, и мне показалось, что там напрягаются, когда слышат вашу фамилию?

– Ох, честно говоря, я тоже напрягаюсь, когда слышу про центр, – вздохнула она.

Как бы она ни напрягалась, но, услышав про центр сейчас, не скривила лицо как ее коллеги сегодня днем, когда услышали про нее.

Я отметил это наблюдение и задал стандартный вопрос:

– Скажите, а как давно вы там работаете?

– Уже больше пяти лет.