Позорная грамота

Улыбка Лии Микаэльевны была искренней и не выражала никакого самодовольства. Дальше я поинтересовался ее планами на будущее.

– Ничего особенного не планирую, – ответила она. – Буду работать, пока работается.

– Или пока не выживут… – печально добавил я.

Лия Микаэльевна усмехнулась:

– Липа как только уже ни пыталась. Последний раз даже грозила вынести на общественность…

– Что-что? – не понял я. – Вынести на общественность? Это как?

– Так она это называет. То есть на заседании президиума «обсудить», говоря иначе, осудить неугодного человека.

– Ясно… А давайте лучше поступим вот как: что если я «вынесу ее на общественность»?! Это, конечно, не в моих правилах – нарушать договоренность с заказчиком, – но, черт подери, как же она мне осточертела, эта Липа!

– Боже вас упаси, Сёмен Давидович, это ни к чему не приведет.

– Да… К сожалению, вы правы. – И все же не понимаю, как вы с ней находите общий язык?

– Да никак не нахожу. Просто в последнее время я стала проще ко всему относиться – с юмором, что ли. К примеру, однажды Липа нагло начала требовать у меня фотографии последнего мероприятия. Я не выдержала и говорю ей: «Нет фотографий, цыгане украли». – «Как так?» – не верит она. И я рассказываю, «как было дело»: «Представляете, – говорю, – приготовила вам на флэшке все фотографии, иду через рынок, а там – цыгане. Окружили меня гурьбой, кричат, шумят, у самих глаза хитрющие, и одна говорит мне: "Позолоти ручку – погадаю". Ну я, конечно, отказалась и пошла дальше. Да только прихожу в центр, вставляю флэшку в компьютер, гляжу: пустая – все фотографии цыгане украли». – Липа багровеет от злости, а я про себя смеюсь. Вот так и общаемся.

Я вытер выступившую от смеха слезу и спросил:

– Ну а если серьезно, как вы ее терпите, она ведь сквернейший человек?

– А если серьезно… Знаете, я очень люблю русскую классическую литературу, и всегда приучала к ней детей: и своих, и чужих. Это богатейшее наследие, доставшееся нам от великих поэтов, писателей, мыслителей. Многие с гордостью заявляют, что «еще в молодости все прочитали», а я вот не только перечитываю, но еще и стараюсь прислушиваться к мудрым советам. Поэтому и Липу «терплю» по-гоголевски: «Нельзя ни от кого отворачиваться: каков бы ни был человек, но если земля его еще носит и гром Божий не поразил его – значит, он для того и держится на свете, чтобы кто-нибудь помог ему и спас его. Ведь половину зол он делает от грубости и неведения».

Я согласно кивнул, вспомнив слова Николая Васильевича.

На небе уже сгущались синие сумерки. Завершая интервью, я сердечно поблагодарил Лию Кальман за интересную беседу, мы тепло попрощались и пожелали друг другу всего самого хорошего. Вот такая любопытная информация появилась у меня в блокноте после встречи с «пассивом» центра заслуженных работников «Курортздравсервиса».

Я шел через сумрачную лесополосу, ориентируясь на огни Промзоны, и размышлял о центре, о столь разных людях, волею непостижимого закона космического равновесия всяческих противоположностей сошедшихся в одном месте – паразите и альтруисте, – и об их странном симбиозе.

От всей этой истории я испытывал смешанные чувства: с одной стороны, во мне кипел праведный гнев из-за циничного вероломства Липы. Но, с другой стороны, я был восхищен силой характера Кальман, а также отношением к жизни и мудростью этой великодушной женщины – теми ее завидными качествами, которые она проявила в условиях непростой жизненной ситуации. От мыслей же о Липе мне хотелось поскорее отряхнуться, как от заразных насекомых, но, к несчастью, мое расследование только начиналось, и я вернулся к обдумыванию своих дальнейших действий.

Интересно, думал я, выйдя к «Молл-граду», если такая вопиющая несправедливость царит в каком-то несчастном центришке, то что же творится у остальных претендентов на грамоту? Это была хорошая мысль, и я остановился возле освещенной витрины, чтобы сделать в блокноте соответствующую пометку.

Свет был слишком ярок, и я невольно заглянул внутрь торгового павильона. По салону магазина электроники важно расхаживал упитанный парень и оживленно жестикулировал руками. За каждым его движением подобострастно следили двое таких же откормышей и время от времени смеялись в ответ на его реплики. На бейджиках у всех было указано название магазина – «Гаджетмаркет», а вот должности отличались: если первый с гордостью носил звание «суперсликера», то двое других были простыми «гризиджерами». За их спинами четвертый работник расставлял на витрине мобильные телефоны. На его форменной рубашке поло никакого бейджика не было.

Какое-то время я стоял и смотрел на открывшуюся картину, и во мне крепла решимость: нельзя допустить, чтобы и в остальных учреждениях отбор претендентов на награждение грамотой был таким же несправедливым, как и в центре заслуженных работников «Курортздравсервиса», никак нельзя…

Глава 8