Позволь тебя вернуть

И дело даже не в самом телефоне. В последнее время мама меня всерьёз беспокоит. С ней что-то происходит, она как-то неуловимо становится не похожей на себя. Не резко, постепенно, но всё равно меня не отпускает ощущение, что её подменили. Трудно объяснить, что именно не так. Кажется, что из сильной женщины выдернули стержень, и она превратилась в мямлю-размазню, которой никогда на моей памяти не была. Повлияла ли на неё так моя болезнь, или случалось что-то другое – не понимаю. От расспросов она уклоняется, норовит тут же перевести разговор на другую тему.

Наконец наступает день выписки. На дворе бушует июль. Я будто выпала из жизни на приличный временной кусок. И не заметила ни окончания весны, ни начала лета…

Собираю свои нехитрые пожитки и жду маму. Без телефона трудно скоординироваться, и я с обеда сижу, глядя в окно, в надежде, что хоть забрать меня она не забудет.

Мама появляется около пяти часов, когда все, кого сегодня выписали, давно разъехались по домам. Но я всё равно ей рада. Надоела больница до чёртиков.

Хочу поскорее оказаться в своей комнате, в тишине и покое. При моём диагнозе выписка не означает выздоровление, впереди ждёт множество запретов, ограничений и усилий, чтобы болезнь отступила и ушла бесследно. Строю планы на ближайшее будущее. И все они непременно связаны с возвращением домой.

Когда двигаемся по дорожке к воротам больницы, сталкиваемся с Инной – девушкой, которая лежала со мной в одной палате.

- Таня, мы торопимся, – мама нервничает, не давая мне перекинуться парой фраз. – В другой раз поговорите.

И всё-таки, с ней определённо что-то не так… Не хочу спорить, но прекратить разговор на полуслове и сразу попрощаться с девушкой не получается.

- Таня, заканчивай скорее, мы опоздаем на электричку! – шипит с раздражением.

Увлечена попытками вежливо свернуть беседу, чтобы девушка не обиделась, а потому не сразу реагирую. Попрощавшись, семеню за мамой, на ходу задавая вопросы.

- Какую ещё электричку? Что ты придумала?

- Ничего не придумала. Мы теперь живём за городом, – говорит вроде бы спокойно, но глаза бегают, что мне совсем не нравится.

Готова поспорить, что это – не моя мама, а какой-то очень неудачный её двойник. Но не мог же человек так измениться за какие-то два месяца!

- Тебе нужен чистый воздух и здоровая деревенская пища. Что тебе делать в городе? – вроде бы правильные вещи говорит, но интонации виноватые, как будто она что-то натворила, но не решается признаться.

И это пугает меня всё больше и больше. Не люблю спешку, терпеть не могу, когда ставят перед фактом, не спросив моего мнения. А тем более в таком принципиальном вопросе, как место жительства.

- Прежде чем ехать за город, мне нужно из дома взять кое-какие вещи. Давай завтра поедем, я хочу немного побыть в тишине, а потом собраться.

- Не надо тебе ничего! – выкрикивает неожиданно громко.

- Мама, я хотя бы телефон заберу наконец-то и конспекты захвачу, чтобы готовиться к экзаменам. Надеюсь, ты помнишь, что мне на конец августа перенесли сессию?

- Не надо ничего брать! – заладила как попугай. – Поехали скорее, а то у меня будут неприятности.

- Неприятности? – останавливаюсь. – Мама, объясни мне, пожалуйста, что происходит. Что за неприятности? Куда ты торопишься, и почему я не могу сегодня вернуться домой? Я не хочу никуда ехать, я устала. А врач сказала, что перегружаться нельзя, нужно побольше отдыхать.

- Вот потому мы и едем за город, – с непривычным раздражением громко выговаривает мама.

Прохожие на неё оборачиваются. Кровь приливает к лицу – стыдно, что мы устроили спектакль у всех на глазах.

- Хорошо, – делаю вид, что соглашаюсь. – За городом где мы будем жить? На какие деньги? – чувствую подвох, но не могу его нащупать.

- Там бесплатно. Всё оплачивает община.

Община? Не помню, чтобы мама увлекалась какими-то сборищами. Во что она влезла, пока я была в больнице?

- Ладно, но поедем туда завтра, – не собираюсь отступать.

Если это то, что я думаю, то надо маму немедленно вытягивать оттуда. Ненавижу сектантов. Они мягко стелют, а потом проблем не оберёшься.

- А сегодня я хочу поваляться в своей кровати, принять душ с солью, которую купила незадолго до больницы, рассортировать конспекты, – говорю безапелляционно.

- Нет больше у тебя своей кровати! – мама повышает голос ещё сильнее. – Всё теперь общее!

Страшная догадка осеняет меня.

- Стоп! Мама, что с нашей квартирой?

Она отвечает не сразу. Сперва мямлит что-то, крутит головой по сторонам в надежде переключить моё внимание на что-то другое. Но потом всё-таки говорит:

- Я её продала.

Почти ожидаемо, но всё равно как гром среди ясного неба.

- Как? Кому? Разве можно было это сделать без моего присутствия и моей подписи?

- Ты уже совершеннолетняя, так что всё можно.

В этом я сомневаюсь, но чёрные нотариусы и не такие финты выделывают.

- И где деньги?

- Какие деньги?

- За квартиру. Ты сказала, что продала её. Значит, у тебя должны быть деньги.

- Так твоё лечение знаешь, как дорого обошлось? – начинает совсем нехарактерно для неё истерить.

Ненавижу ложь! Меня передёргивает.