Прах Энджелы. Воспоминания

Староста является главой отделения, в котором тридцать мальчиков из одного квартала. Каждое отделение названо в честь какого-либо святого - он изображен на знамени, прикрепленном к верхушке шеста, возле которого сидит староста. Староста и его помощник отмечают посещаемость и смотрят, кому надо дать тумака, если кто засмеется на богослужении или совершит какое другое кощунство. Если пропустишь хоть один вечер, начальство спросит по какой причине, не прогулял ли ты собрание Братства, или все там скажут про тебя друг другу: кажется, этот наш маленький друг согласился на суп. Любому католику в Лимерике или даже в самой Ирландии ничего хуже сказать нельзя - из-за того, что бывало когда-то во времена Великого Голода. После двух пропусков тебе пришлют желтую повестку, чтобы ты явился к начальству и объяснился, а если прогуляешь три раза, за тобой отправят Отряд - то есть, пять или шесть взрослых мальчиков из твоего отделения. Они прочешут улицы и проследят, чтобы ты не развлекался, когда тебе положено стоять на коленях в Братстве и молиться за китайцев и другие пропащие души. Отряд заявится к тебе домой и сообщит твоей матери, что бессмертная душа ее сына в опасности. Некоторых это известие обеспокоит, но есть и такие, кто скажет: а ну, вон из моего дома, не то я как выйду, как задницы вам надеру. Такие матери членов нашего Братства ведут себя недостойно, и директор говорит, что мы должны молиться за них, чтобы они покаялись и отвратились от ложного пути.

Хуже всего, если заявится сам директор Братства, отец Гори. Он придет на наш переулок, встанет на пригорок и гаркнет зычным голосом, призвавшим к покаянию миллионы китайцев: где тут дом Фрэнка Маккорта? Он гаркает, хотя твой адрес у него в кармане, и он прекрасно знает, где ты живешь. Но он хочет, чтобы все на свете знали, что ты пропускаешь собрания Братства и подвергаешь опасности свою бессмертную душу. Матери в ужасе, и отцы шепчут: меня нет, меня нет, - и родители проследят, чтобы ты впредь не прогуливал, чтобы их никто не позорил и не унижал на глазах у соседей, которые переговариваются, прикрыв рот рукой.

Вопросник приводит меня в отделение св. Финбара. Сядь вон там и помалкивай, велит мне староста. Его зовут Деклан Коллопи, ему четырнадцать лет, и на лбу у него шишки, похожие на рога; брови у него рыжие, густые и сросшиеся, а руки свисают до колен. Он сообщает мне, что намерен сделать наше отделение лучшим в Братстве, и если я хоть раз не приду, он отобьет мне задницу и по частям пришлет меня матери. Для прогула причин уважительных быть не может: в одном отделении парень умирал, а его все равно принесли на носилках. Если хоть раз прогуляешь, то причиной лучше пусть будет смерть, причем не кого-то из родственников, а твоя собственная. Слышишь меня?

Слышу, Деклан.

Ребята из нашего отделения рассказывают мне, что при полной посещаемости старост премируют. Деклан хочет поскорей закончить школу и устроиться продавцом линолеума в большой магазин «Кэннокс» на Патрик Стрит. Его дядя Фонси много лет продавал там линолеум и скопил достаточно денег, чтобы открыть в Дублине свой собственный магазин, и трое его сыновей продают там линолеум. Отец Гори, директор, запросто может устроить Деклана на работу в «Кэннокс», если он будет хорошим старостой и обеспечит полную посещаемость в отделении, поэтому за прогулы Деклан в порошок сотрет. Он говорит, что между ним и линолеумом не встанет никто.

К Вопроснику Куигли Деклан относится с симпатией и позволяет пропускать пятницу-другую, потому что Вопросник сказал: Деклан, когда я вырасту и женюсь, я весь дом устелю линолеумом, и закуплюсь им только у тебя.

Другие ребята пытаются применить ту же хитрость, но Деклан говорит: отвалите, вам повезет, если горшок ночной наживете, куда там линолеум.

Папа говорит, что он в моем возрасте, когда жил в Туме, много лет прислуживал на мессе, и теперь мне пора стать министрантом. А толку-то? – говорит мама. Ребенку в школу нечего надеть, тем более, чтоб на мессе прислуживать. Папа говорит, что облачение министранта надевается поверх одежды, а мама говорит, что нам не на что купить приличную одежду, да еще стирать ее каждую неделю.

Господь подаст, говорит отец, и велит мне встать на колени в кухне на полу. Он берет на себя роль священника, потому что у него вся месса в голове, и мне надо выучить ответы. Он говорит: Introibo ad altare Dei, и мне надо отвечать: Ad Deum qui laetificat juventutem meam.

Каждый вечер после чаепития я становлюсь на колени и учу латынь, и папа шевельнуться мне не позволяет, пока я не выучу урок в совершенстве. Мама говорит, что он мог бы хотя бы разрешить мне присесть, но папа говорит, что латынь священный язык, и его надо учить на коленях. Видано ли, чтобы Папа сидел себе, пил чай и разговаривал на латыни.