Прах и камень

Я перевожу дыхание и решаю остаться здесь ещё некоторое время, опасаясь высовываться. Лошадь смирно переносит тесноту, не пытаясь вырваться из-под сыроватого земляного навеса. С сожалением отмечаю, что уже смеркается. Неужели я проспала так долго? Почти весь день? Или здесь, в глухой лесной чаще темнеет быстрее? Одежда противно отсырела и липнет к телу, меня начинает пробирать лёгкий озноб, и я решаюсь выбраться из своего временного укрытия, ведя лошадь под уздцы. Кажется, впереди виднеется узкая, местами поросшая травой тропка, и мы вступаем на неё, углубляясь всё дальше в чащу.

По обеим сторонам тропки стоит густая, жёсткая трава, а деревья с толстенными словами покрыты корой, местами напоминающей отслаивающуюся древесную кожу. Темнота всё сгущается и придавливает к земле, создавая гнетущее впечатление. Внезапно слышу шорох слева от себя и краем глаза замечаю быстро промелькнувшую тень. Замираю на месте прислушиваясь. Ничего. Двигаюсь дальше, насторожённо присматриваюсь и прислушиваюсь. Ш-ш-ш-ш-ш… Опять тень, но только теперь — справа. Глухое, едва слышное рычание.

Лошадь обеспокоенно ржёт и рвётся прочь, я с трудом удерживаю её на месте и взбираюсь на круп, приникая всем телом. Она срывается с места и несётся, словно обезумевшая, не разбирая дороги, не реагируя на мои попытки управлять её бегом: она то скачет вперёд, то бросается резко вбок, натыкается на непроходимую чащу из высоких кустарников и поворачивает назад, резко вставая на дыбы. Лошадь оглушительно ржёт и крутится на месте, а по сторонам мечется пара чёрных теней с жадно горящими глазами. У теней очертания, как у волков, но значительно крупнее, они приближаются ко мне с двух сторон, чёрная шерсть на загривке топорщится, а в разинутой пасти видны длинные острые зубы.

Лошадь крутится вокруг себя, изо рта вырывается пена, летящая вниз белесыми пузырями. Один из волков подкрадывается и припадает к земле, громко рыча, а затем — стремительный рывок. Зверь привстаёт на задние лапы, тело стремительно изменяется, удлиняясь и раздаваясь вширь в грудной клетке. Передней лапой он наносит удар по морде животного, а сзади на круп лошади кидается ещё одна тварь, вонзая зубы. Я бью лошадь пятками — и она скачет назад. От удара о дерево одна тварь соскальзывает с животного, не в силах удержаться. Лошадь скачет вперёд и петляет между деревьями, пытаясь ускакать прочь, но тени бросаются вслед. Твари вновь припали на четвереньки и несутся огромными прыжками, стремительно нагоняя нас. Я оглядываюсь через плечо, замечая, как твари разделились и теперь несутся по обеим сторонам, вырываясь далеко вперёд. Я разгадываю их замысел, пытаясь развернуть лошадь, но обезумевшее от страха и боли животное, несётся прямо в пасть нашей общей погибели.

Через несколько мгновений я лишь замечаю, как одна из теней, распластавшись в прыжке, бросается на лошадь сбоку, вгрызаясь в её глотку. Лошадь не выдерживает сильного толчка и падает оземь, придавливая мою ногу своим весом. Она пытается встать и бьёт копытами, мотает головой, хрипя, но длинные клыки твари намертво вцепились в животное и держат в тисках. Я с огромным усилием дёргаю ногу и выбираюсь из-под лошади, хватая суму, спотыкаясь, бегу прочь. Мне наперерез кидается вторая тень твари, сбивая с ног. На миг моего лица касается горячее смрадное дыхание, и я чувствую прикосновение когтистых мощных лап к своей груди, но тварь потом тварь несётся дальше, торопясь присоединиться к пиршеству. Я торопливо поднимаюсь и бегу, что есть мочи, спеша удалиться от них, разрывающих несчастное животное на куски.

Я несусь сквозь тёмную лесную чащу. Ноги иногда поскальзываются на мокром мху, и я падаю, стараясь подняться как можно скорее. Руки исцарапаны, а ногти местами содраны до мяса. Ноги истыканы занозами и острыми колючками, изранены об острые грани камней, но я всё бегу и бегу… Бегу до тех пор, пока хватает сил, а после уже просто устало переставляю ноги. Иногда мне кажется, что в темноте я наткнулась на тропу, но потом под пяткой вновь чувствуется поросль густой, жёсткой травы… Тьма вокруг меня густая и осязаемая, что её можно зачерпнуть ладонью и ощутить кожей. Внезапно нога уходит в пустоту, и я лечу куда-то вниз, больно ударяясь головой…

Глава 24

Моего лица касаются сухие пальцы. Кожа на них огрубевшая настолько, что, кажется, будто меня царапают древесиной. Я пытаюсь открыть глаза, но на закрытые веки ложится мокрая, прохладная тряпица, а следом звучит трескучий голос:

— Лежи… Далеко-далеко забралась… Да. Далеко. Никто не ходит в лесу, кроме Хрисы. Никто не бродит тёмными тропами. Да. Да. Да.

— Мне нужно идти, — я с трудом размыкаю рот, в горле сухо и горячо. Голос вырывается с хрипом.

— Идти. Идти нужно только тогда, когда знаешь, куда. Куда? Никто не бродит тёмными тропами. Да. Да. Да.

Старческая речь то связная и осмысленная, то прерывается однообразным бормотанием повторяющихся фраз себе под нос. Моих рук касаются пальцы, щиплющие кожу, а следом приятное тепло скользит по от кончиков пальцев до самых плеч.