Практическая стилистика

Приведем краткий пример. Пусть нам встретилось в тексте слово «лампу». Какое падежное значение имеет это слово. Очевидно значение винительного падежа. Спросим теперь: с какой точки зрения мы оцениваем этот факт — с точки зрения пишущего или с точки зрения читающего? Этот вопрос в данном случае не принципиален: и в сознании пишущего, и в сознании читающего слово «лампу» имеет значение винительного падежа или объекта (данная словоформа не может иметь другого падежного значения). Вот почему и можно говорить о падежном значении слова «лампу» в тексте, т. е. якобы независимо от подходов пишущего и читающего, а на деле в полной зависимости от них. В силу того что в рассматриваемом случае результаты наблюдения и с первой и со второй точки зрения совпадают, появляется возможность говорить — конечно, условно — об «одной» точке зрения, так сказать, совмещенной, «авторско-читательской».

Рассмотрим, однако, другой случай. Пусть в тексте встретилось слово «стулья». Какое падежное значение оно имеет? Ответ на этот вопрос уже во многом зависит от того, с какой точки зрения мы данное слово рассматриваем.

«Стулья заменяли ящики из-под консервов». Слово «стулья» при восприятии предложения приобретает в сознании читающего значение именительного падежа (стулья — они), хотя у автора это слово имело значение винительного падежа (стулья их). Ср. также: «Качество пруда определяет в основном химический состав воды»; «Классицизм побеждает сентиментализм»; «1400 спортсменов обслуживали 10 столовых».

При конструировании каждого из этих предложений начальное слово имело в сознании пишущего значение винительного падежа (и пишущий — в акте выражения мысли — вероятно, не думал, что данное слово имеет и другое падежное значение, оно, это другое падежное значение, для него тогда как бы не существовало). А при восприятии текста читающий будет, как правило, воспринимать данное слово (в абсолютном начале предложения) в значении именительного падежа, а не винительного, как у автора, и появится рассогласование между передаваемой и воспринятой мыслью.

Вернувшись к нашему примеру, можем заключить, что вопрос о том, с какой точки зрения рассматривать слово «стулья» для выяснения его падежного значения, не является избыточным (как это было при рассмотрении слова «лампу»). Напротив, только при постановке такого дополнительного вопроса приобретает необходимую определенность первый вопрос: какое падежное значение имеет слово «стулья»?

Следовательно, можно ответить, что слово «лампу» в тексте и «в языке» имеет значение винительного падежа (и только его), но нельзя этого сказать про слово «стулья»: оно имеет два падежных значения, которые у пишущего и читающего могут расходиться. Практическую стилистику интересуют в первую очередь случаи расхождения, рассогласования между значением «на выходе» (у пишущего) и значением «на входе» (у читающего), ибо практическая стилистика направлена прежде всего на устранение такого рода рассогласований, в этом состоит одна из задач управления конструированием текста.

Итак, логика развития мысли исследователей в подходе к тексту такова: от нерасчлененной точки зрения («в тексте», «в языке») через осознание невозможности смотреть на текст ничьими глазами, или одновременно с двух точек зрения, и осознание возможных противоречий, несовпадений между наблюдениями, полученными с одной, а затем с другой точки зрения (пишущего, читающего) — к пониманию необходимости избрать какую-то одну точку зрения и, строго придерживаясь ее, вести все наблюдения и анализ именно с этой, избранной точки зрения, либо с точки зрения пишущего, либо с точки зрения читающего.

Позже, однако, исследователи с различных позиций — редактирования (А.Э. Мильчин, М.Д. Феллер), стилистики (Б.С. Мучник) — пришли к выводу о необходимости принять четвертую точку зрения, отличающуюся от каждой из грех охарактеризованных выше (от точки зрения пишущего, точки зрения читающего и совмещенной точки зрения в тех случаях, когда она возможна). Эта четвертая точка зрения удерживает то положительное, что было найдено лингвистами и психолингвистами, различившими и в известном смысле противопоставившими точки зрения пишущего и читающего (она удерживает это различие), и вместе с тем она преодолевает ту разъединенность, разобщенность, которая возникает при рассмотрении языковых явлений либо с точки зрения пишущего, либо с точки зрения читающего.