Практическое прошлое

В наши дни множество других событий, ставших возможными благодаря новым технологиям и способам производства и воспроизводства, существенно изменили институты и практики, остававшиеся практически неизменными на протяжение тысячелетий (это касается, к примеру, военного дела и медицины). Перемены оказались настолько существенными, что теперь невозможно, скажем, написать историю войны как рассказ о непрерывном развитии от каменного века и до наших дней. Изобретение оружия массового поражения привело к квантовому скачку в истории военного дела. Изобретение антибиотиков и генная инженерия коренным образом изменили медицину на долгие годы вперед. Все это означает, что и сами принципы, лежащие в основе исторических изменений, могут меняться. Или сформулируем по-другому: меняется само изменение, если не в природе, то, по крайней мере, в истории. И если это так, то, следовательно, может меняться и природа событий119.

Можем ли мы представить себе, как новый вид событий вторгается в наш мир, демонстрируя другой, альтернативный способ существования, полностью отличный от нашего? Фантазии об инопланетных культурах из далекого космоса и теории параллельных или противоположных вселенных отражают желания, надежды и опасения, связанные с возможным существованием подобных альтернативных мест, из которых в наш мир могут проникать новые и незнакомые события. Такие фантазии можно считать бредом. Но если это бред, то таким же бредом является наше представление об «истории» как о процессе, в котором участвуют конфликтующие или взаимно исключающие общества, культуры и расы, соперничающие за lebensraum120 и ресурсы, чтобы в итоге один из соперников одержал победу над всеми остальными.

Но дело не только в этом: сама история со своим разделением на прошлое и будущее разбивает человеческую природу на более ранние и более поздние воплощения, отличия между которыми часто кажутся более поразительными, чем любые сходства. Такое представление об истории уже свидетельствует о разрывах в ткани времени. Более того, предполагается, что история состоит из такого рода событий, которые приводят к изменениям в общечеловеческой основе, больше похожим на мутации, нежели на вариации уже существующих явлений. Представьте себе, насколько сильно отличаются события, которые способны порождать модернистские технологии, от событий, которые наблюдал крестьянин, живший в XII веке. Некоторые события современности – космические путешествия, генная инженерия, атомное оружие – настолько сильно отличаются от всего того, что считалось возможным в прошлом, что даже современному (modern) крестьянину или буржуа простительно воспринимать их как «чудеса».

Некоторые события в настоящем так сильно отличаются от всего того, что было в прошлом, что нетрудно понять, почему ряд интеллектуалов вынужден говорить о «конце истории» или подобно Марксу рассматривать все предшествующие события как «предысторию» или прелюдии к подлинной драме человечества, которая наконец вступила в свои права и покончила с тем, что мы раньше считали историей и природой.

Стоит отметить, что западная историческая наука только недавно оправилась после затяжной атаки на само понятие «события», произведенной из ее собственных рядов. Я не буду подробно останавливаться на атаке, предпринятой в послевоенные десятилетия школой «Анналов», целью которой была фетишистская природа исторического события и мифическая природа самой идеи, что исторические процессы обладают той связностью, которую можно обнаружить в историях, баснях и легендах. Современные (modern(ist)) философы истории обычно проводят различие между, с одной стороны, традиционной, популярной или любительской историографией, которая сосредоточена на событиях и наделяет их драматическим значением, и, с другой стороны, более научной и просвещенной историографией, которую интересуют структуры, длительные процессы (la longue durée) и «медленное» время. Утверждалось, что «событийная история» занимает место где-то между развлечениями и фантазиями, потакая мечтам и иллюзиям обанкротившегося гуманизма. Французский историк Фернан Бродель на протяжении долгого времени говорил о необходимости отказаться от ориентации на событие в исторических исследованиях, поскольку видел в этом опору нарративистского подхода к истории, который превращает ее в драму и таким образом подменяет интеллектуальное удовольствие от занятия наукой эмоциональным удовлетворением121.