Практическое прошлое

Докса современных профессиональных исторических исследований предполагает, что в истории (событиях прошлого) нет сюжетов так же, как и нет огромного, всеохватывающего всеобщего сюжета Истории (то есть плана, предопределенного конца, задачи, цели, или телоса всей траектории развития человечества, от неизвестного начала до невообразимого конца). Критика так называемых великих нарративов истории, отказ от которых, согласно Лиотару, по идее должен быть основной характеристикой постмодернистской мысли, предполагала, что такие фантастические понятия, как «провидение», «судьба», «предназначение», «прогресс», «диалектика» и другие, – это не что иное, как остатки мифологических и религиозных фантазий, давно отброшенных «современностью» (modernity). Главное возражение против «великих нарративов» заключалось в том, что они представляют собой способ телеологического мышления, преодоление которого было необходимым условием оформления естественных наук в их современном виде. В природе нет телеологии и покуда история принадлежит природе (а не наоборот) – по крайней мере, так считалось, – в истории не может быть телеологии. Это касалось как истории отдельных стран, так и всеобщей истории.

Конечно, люди и группы, как правило, мыслят телеологически, то есть планируют текущие и будущие действия в свете предполагаемых задач и целей. Можно сказать, что человеческие намерения ориентированы на конечную цель, что позволяет использовать интенциональность как основание для разграничения между миром людей и миром животных. Но, как сказал поэт, «лучшие планы мышей и людей часто идут вкривь и вкось»130, и как гласит житейская мудрость, «благими намерениями вымощена дорога к погибели». Люди и институты вполне могут планировать свои занятия с оглядкой на конечный результат, но если предположить, что участь отдельных индивидов и групп может быть предопределена так же, как участь дуба предопределена желудем, из которого он растет, то такая возможность одновременно успокаивает и ужасает. Успокаивает потому, что это снимает ответственность с субъекта-агента истории; ужасает потому, что это снимает ответственность с субъекта-пациента истории. Кроме того, не зря говорят, что детерминизм всегда управляет действиями других людей и никогда – нашими собственными, кроме тех случаев, когда мы хотим избежать ответственности за те или иные поступки.

Но что если действия людей могут быть одновременно свободными и детерминированными, если люди одновременно несут и не несут ответственность за них? Конечно, размышлять подобным образом скандально для философа и глупо для здравомыслящего человека. И тем не менее…

На заре западной философии и, прежде всего, в легендарных поучениях основателя стоицизма Зенона Китийского (умер в 265 году до н. э.) мы видим определенную связь между понятиями «события» и «предназначения», что стало общим местом для размышлений о времени вплоть до Хайдеггера, Рикёра и Бадью. По-видимому, Зенон учил, что каждое событие, происходящее в жизни человека, можно интерпретировать как свидетельствующее о работе провидения, которое превращает то, что кажется бессмысленным набором событий в предназначение (с сопутствующим представлением о том, что человек оканчивает свою жизнь не только в определенное время, но и в определенном месте – отсюда и наше понятие «пункта назначения», то есть места, в которое мы стремимся попасть).

Конечно, таким образом понятия «события» и «предназначения» переводятся в элементы драматического нарратива с предполагаемым началом, серединой и концом, развязкой и окончанием действия после сцены узнавания (анагноризис). Эти понятия функционируют скорее как схемы, нежели как концепты и элементы сознания, объединяя в себе мифическое и научное и задавая тон как нарративу, так и аргументации. Конечно, этимология ничего не объясняет, но мифологическая связь между событием и предназначением показывает, каким образом в поэтическом мышлении проблематичное понятие «события» с его коннотациями одновременно осмысленности и бессмысленности может функционировать как оператор процесса, в котором образ формальной связности (предназначение, судьба, мойра, телос) может быть использован для наделения хаоса космическим порядком. Как бы то ни было, связывая событие с предназначением как отношение фигуры с ее исполнением, я, испытав лексиграфическое удивление, смог немного понять, почему в Тезаурусе Роже131 «предназначение» (destiny) указано как антоним «события» (event)132.