Прасковья Ангелина

— Ты мое имя не тревожь! — обозлился Степан Васильевич. — Ты лучше про свои дела докладывай.

— Моих делов нету, есть общие, — горячо возразил ему Никифор Алексеевич.

— По-прежнему цапаетесь, молодежь? — поинтересовалась Ефимия Федоровна.

— Ну, как же можно мирно в нашем деле? Вроде скучновато, застой получается, — заметил Никифор Алексеевич и, подмигнув Степану Васильевичу, добродушно улыбнулся: — Друг друга пилим, но, между прочим, друзи — водой не разольешь. Рассуди, Паша. Я говорю Василичу: «Срамота одна — не иметь в колхозе сада. Живем будто в тундре какой, глядеть тоскливо». А он свое тянет: «Не нашего ума это дело. Не поспели мы с тобой, Никифор, так пусть молодые займутся яблонями». Оно верно, нам в эти годы фашистского разбоя не до яблонь было. А ныне? Какая тому помеха? Вот бы и развести сад для людства. Кое-как мы развертываемся, уже и множество ям накопали. А Василич наш хоть и серчает, а более всех старается в этом деле. Вот бы, Паша, достать бы нам такие саженцы, чтобы не мерзли.

— В том смысле, — подхватил Степан Васильевич, — чтоб мичуринские, морозостойкие… Ведь Иван Владимирович Мичурин всю жизнь отдавал народу. Потому и самые наилучшие сорта создал.

— Понятно, понятно, — охотно откликнулась Паша, — обещаю достать вам такие саженцы, мичуринские.

Никифор Алексеевич спросил, приедет ли Паша к ним еще денька на два до лета, и очень благодарил Пашу за то, что она так терпеливо выслушала их длинный разговор о садоводстве и о знаменитом Мичурине.

МАШИНЫ И ЛЮДИ

Проводив гостей, Паша направилась к центру деревни: ей нужно было повидаться с Антоном Дмитриевым.

Вечер, как это бывает зимой на Украине, был удивительно ясным, красочным, звездным. Покрытая серебристым снегом земля казалась тоже ясной и светлой.

В тишине Паша слышала только свои шаги. Но нет, она все время улавливала и еще какой-то звук. Издалека доносился ровный гул моторов. Да, в мастерской МТС проводили обкатку тракторов.

Вдруг впереди послышалась песня. Высокий голос выводил:

Волга, Волга, мать родная,
Волга русская река…

Где же это поют? Паша на мгновение остановилась, прислушалась. Неподалеку за домом играла гармонь.

Вот уже она идет мимо высокого забора, и за ним виден свет. Да, так и есть. У дома Елизаветы Челпановой стоят парни и девушки.

Паша замедлила шаги. Слышит, запевает учетчик тракторной бригады Александр Пефтиев. Все знакомы, все милы сердцу. Сейчас она подойдет к ним, и кто-нибудь из парней крикнет: «Шире круг! Бригадир женской — собственной персоной. А ну, давайте плясовую!»

И зальется гармонь, выйдет на середину парень, причмокнет губами, стукнет каблуками и пустится в пляс…

Весь день, с рассвета до позднего вечера, на морозе все эти парни и девчата расставляли в степи щиты, сооружали снежные «бастионы», чтобы, преградив путь ветру, утеплять озимые. Возили удобрения, ухаживали за скотом, работали на ремонте тракторов, комбайнов, прицепного инвентаря… Но вот окончился трудовой день, зажглось электричество, и парни и девушки вышли на улицу — петь и танцевать.

Те, кто любит жизнь, неразлучны с весельем. В Старо-Бешевской деревне умеют и работать и отдыхать.

Паша постучалась в дверь. Навстречу ей вышла высокая стройная женщина. Это была жена Антона Алексеевича Дмитриева, Мария Андреевна.

— А, Паша! Милости прошу…

Антон Алексеевич заметил, что она заставила себя долго ждать. Ужинать без нее не садились.

Хозяин вышел из-за стола, крепко пожал ей руку и почему-то покраснел.

Антон Алексеевич — давний друг Паши. Он один из старейших трактористов, а ныне — помощник бригадира тракторной бригады.

Детство у него было тяжелое. Десяти лет он нанялся подпаском к кулаку Панюшкину, к тому самому, у которого работала Паша. В 1929 году Антон вступил в колхоз. А спустя год стал учиться на тракториста. Ему было тогда девятнадцать лет. Учеба шла у него туго, даже весьма туго, но он был необыкновенно любознательным и трудолюбивым человеком, и после трудового дня в поле он много вечеров — то с Пашей, то со старшим механиком МТС, а потом и сам — изучал устройство трактора. Иногда засиживался в мастерской до утра, следил за ремонтом и, случалось, краснея, показывал детали собственного изготовления.

Не подумайте, что Антон Дмитриев такой стеснительный, что только умеет краснеть. Нет, он резко меняется и гневно обрушивается на тех, кто, по его мнению, действует неправильно. В такие 'моменты добродушное выражение пропадает с его лица, и наружу прорывается его страстный гнев.

Вот так было и совсем недавно, когда Дмитриев имел с бригадиром тракторной бригады Ангелиной довольно крупный разговор. Он резко упрекал руководство МТС за оторванность от механизаторов, за барское отношение к их нуждам.

«Что же он скажет теперь? Зачем настоял на встрече с нею? Может быть, опять ввернет что-нибудь такое, от чего бросит в жар?» — думала Паша.

И вот Паша и Антон сели к столу. От жарко натопленной печки шло приятное тепло. Мария Андреевна жарила в шипящем масле пирожки с мясом — кстати говоря, в Старо-Бешеве их очень любят.