«Правь, Британия, морями»? Политические дискуссии в Англии по вопросам внешней и колониальной политики в XVIII веке

При всем разнообразии подходов и аргументов, которые нашли отражение в работах историков, посвященных анализу причин основания Нового Южного Уэльса, представляется, что эти работы могут быть разделены на две большие группы. К первой группе можно условно отнести те работы, авторы которых исходят из понимания истории Британской империи, при котором ее расширение, в том числе во второй половине ХVIII века, было результатом и следствием определенной и сознательной государственной политики, направленной на укрепление торговых и стратегических интересов Великобритании, в данном случае в Ост-Индии и Тихоокеанском регионе. Так, М. Стэвен отмечал: «Грандиозные амбиции английских купцов определяли заботливые усилия Питта, направленные на перестройку империи. В условиях ограниченных экономических и человеческих ресурсов, находясь в уязвимом политическом положении, его правительство не могло позволить себе никаких проявлений «отсутствия смысла» в политике» <195>. Вторую группу составляют те работы, авторы которых следуют в русле тезиса Дж. Сили об «отсутствии смысла» (точнее, замысла) в колониальной политике Великобритании. При рассмотрении вопроса о создании Нового Южного Уэльса эти исследователи делают упор на то, что, организуя данную колонию, правительство решало вполне конкретную задачу выселения каторжников, разгрузки английских тюрем, снижения социальной напряженности. Сторонники концепций «имперской предначертанности» иногда называли подход своих оппонентов теорией «мусорной свалки». Можно использовать и другой термин, определив вслед за И. Бентамом Новый Южный Уэльс как «не инспектируемую Бастилию».

Дискуссия по поводу причин основания Нового Южного Уэльса приобрела более острый характер в 1950–1960-х гг. Ряд специалистов (К. М. Даллас, Дж. Блэйни, Х. Фрай, А. Фрост и др.) в своих работах подчеркивали, что главным для правительства Великобритании мотивом при основании этой колонии была даже не высылка преступников, а иные, торговые или стратегические (или те и другие) соображения. В этой связи привлекает внимание известная фраза Питта-младшего: «Британская политика – это британская торговля». Критика этих взглядов была дана австралийским историком Г. Мартином. Он полагал, что аргументы в пользу коммерческих и стратегических мотивов не являются в должной мере вескими. По его мнению, ссылки на Матру сами по себе не доказывают, что правительство именно так и оценивало перспективы в этом регионе. С другой стороны, Стивен рассмотрела значение Нового Южного Уэльса в контексте коммерческих интересов Великобритании в Тихоокеанском регионе, особенно для пушной торговли, китобойного и тюленьего промыслов: «Политики могли бездействовать, когда звучали гуманитарные призывы к исправлению преступников, но только до того времени, пока не стало ясно, что движение за моря вносит вклад в увеличение национального богатства» <196>. Если Стивен писала о британских торговых интересах в Тихоокеанском регионе, что для Фрая и Фроста ключ к пониманию мотивов британского правительства лежит в его политике в Ост-Индии <197>. Фрост, отрицая теорию «мусорной свалки», подчеркивал стремление Франции взять реванш в Индии и вытеснить Англию с тех позиций, которые она занимала в восточной торговле. Судьба англо-французского соперничества в 80-е гг. ХVIII в. решалась в зависимости от того, кто сумеет первым создать надежную базу на Дальнем Востоке, способную снабжать флот, действовавший в ост-индских морях, всем необходимым. Фрост утверждал, что Питт и его советники разрабатывали свой «имперский план», в целях восстановления империи в условиях агрессивности со стороны Франции.