В сатирическом памфлете «Описание эпидемии сумасшествия» говорится, что высокие государственные лица охвачены безумием, и им грезятся разного рода фантазии. «Они не озабочены реальными опасностями, а терзают себя мыслями о том, чего никогда не может быть. Такому придет в голову, что кафры и готтентоты с мыса Доброй Надежды объединяются с испанцами и индейцами-чироки, образовав собственный Четверной союз, способный собрать флот из 500 кораблей. Он представляет, как этот флот направляется в Англию, чтобы разрушить Церковь и установить квакерство» <63>. В памфлете говорится, что для таких «сумасшедших» министров «единственный способ сохранения баланса сил заключается в том, чтобы сделать наших самых отъявленных врагов такими сильными, какими они только могли бы стать» <64>. Во Франции для лечения подобных маньяков есть больница под названием Бастилия, здесь же они обладают правом «награждать всех, кто не согласен с ними, словами «идиот», «паяц», «предатель родины». Более всего они ценят патриотизм, и потому вы увидите их, торжественно въезжающих в города и поселки, раздающих деньги толпе, тогда как рабочие не получают денег, а их семьи страдают и голодают» <65>. Конечно, подобная критика Уолпола была в известной мере односторонней. В его политике были успехи, связанные с финансовой стабилизацией.
Он лишил якобитов возможности действовать эффективно и получать поддержку в европейских странах. Что касается нейтралитета в войне за польское наследство, то в историографии нет единого мнения, было ли это проявлением слабости правительства или мудрым государственным решением <66>.
После завершения войны правительство Уолпола по-прежнему стремилось избегать прямого вмешательства в европейские проблемы, что не означает, будто бы эта политика была в полной мере «изоляционистской». После заключения англо-русского торгового договора в 1734 г. проходило и политическое сближение между двумя странами. Осенью 1738 г. в Петербурге получили следующее известие: «Принимая в соображение настоящее опасное положение дел в Европе и поведение Франции, среди полного мира, без явной для себя выгоды купившей так дорого союз со Швецией и готовой к подобной же сделке с Данией, король готов со своей стороны и желает немедленно вступить с Ее Величеством в оборонительный союз к общей выгоде России и Англии» <67>. Союзный договор, которого тщетно добивалась русская дипломатия четырьмя годами раньше, был теперь предложен самими англичанами. Переговоры об условиях союзного договора оказались, однако, весьма долгими. Начавшаяся в 1739 г. англо-испанская война заставила русских отложить переговоры, возобновившиеся только после подписания Белградского мира между Россией и Турцией. Договор был подписан только в апреле 1741 г., уже после смерти императрицы Анны Ивановны. Ценность его для Англии была в это время уже невелика, гак как Россия вступила в эпоху дворцовых переворотов, что снизило ее значение как союзника.
Главной проблемой для правительства Уолпола во второй половине 30-х гг. была приближавшаяся война с Испанией. Именно она стала главной темой для острейшей парламентской дискуссии, начавшейся уже в 1737 г. В 1736 г. Испания действительно несколько ужесточила действия своей «береговой охраны» в Вест-Индии против нелегальной торговли, но в самой этой практике не было ничего нового. Парламентский шторм перерос в бурю, когда капитан Дженкинс продемонстрировал депутатам свое отрезанное ухо, но этого уха он лишился еще в 1731 г. Спорные вопросы о Гибралтаре и Менорке не были новыми. В связи с созданием Джорджии обострились пограничные проблемы в Америке, но сомнительно, чтобы они могли привести к войне. В Англии и в ее вест-индских колониях не все поддерживали идею расширения колониальной экспансии в этом регионе, хотя, как показал Р. Парэ, часть представителей «вест-индского интереса» была согласна с идеей захвата отдельных пунктов на материке с целью расширения торговли Великобритании в «закрытых» для нее районах Испанской Америки <68>. В то же время историк Мак Лэхлан указывал, что больше британских купцов было занято не торговлей с Испанской Америкой, а торговлей с самой Испанией, и это большинство отнюдь не хотело войны. Мак Лэхлан объяснял антииспанскую истерию эгоистическими интересами Компании Южных морей, пытавшейся найти в войне выход из собственных финансовых затруднений <69>. Усиление антииспанских настроений дало оппозиции оружие для возобновления атак на правительство Уолпола. Такое же объяснение причин конфликта дал в конце 1740-х гг. и Г. Уолпол: «Война в действительности была порождена стремлением нескольких купцов, пользовавшихся сомнительными правами, утвердить эти права. Популистская партия поддержала эти требования, поскольку Министр избегал вмешиваться» <70>.