Если в политике правящих кругов Великобритании действительно существовала тенденция, направленная на поиск надежного союзника на континенте, то можно видеть, что три европейские страны могли играть эту роль: две империи – Австрийская и Российская, и Пруссия. Немало государственных деятелей были готовы пересмотреть результаты «дипломатической революции» и восстановить традиционный союз с Австрией. К их числу Робертс относил лордов Сэндвича, Эгмонта; в начале 1770-х гг. о восстановлении «старой системы» рассуждали лорд Саффолк и известный дипломат, посол в Гааге сэр Дж. Йорк. Сам Георг III говорил о целесообразности восстановления «системы короля Вильгельма», предполагавшей тесное сотрудничество Англии, Австрии и Голландии. В симпатиях к Австрии признавался государственный секретарь в правительстве Питта-младшего Кармартен. Сторонники англо-австрийского сближения были и в Австрии. Сам император Иосиф II без энтузиазма относился к союзу с Францией, однако канцлер Кауниц дал понять еще в 1764 г.: даже полный разрыв между Англией и Пруссией нельзя рассматривать как условие, достаточное для того, чтобы Мария-Тереза рисковала выгодами союза с Францией – ведь именно благодаря этому союзу Австрийская империя была спокойна за Австрийские Нидерланды, за свои владения в Италии, а, в известной мере, за безопасность своих границ с Турцией, где французская дипломатия пользовалась наибольшим влиянием. Робертс писал: «Взамен этих выгод Англия не могла предложить ничего, кроме апелляции к старым чувствам, обещаний поддержки Ганновером австрийской политики в Империи и туманных рассуждений о балансе сил» <21>.
Другим потенциальным союзником Англии была Пруссия, но и этот союз не состоялся до конца 1780-х гг. В историографии высказывалось мнение, что причина заключалась в позиции Фридриха II. Обида, нанесенная англичанами при заключении Парижского мира, стала для него удобным поводом для игнорирования попыток заключения нового англо-прусского союза или вступления в «северную систему», идею которой развивал одно время Н. И. Панин (союз североевропейских держав с участием России, Пруссии и Англии при поддержке со стороны Дании. Голландии и Швеции в противовес «фамильному пакту» французских и испанских Бурбонов). «Он (Фридрих II –
Из всех британских политиков 1760-х гг. Питт-старший, разделяя идею «северной системы», был наиболее склонен к воссозданию англо-прусского союза. Его влиянию подчас приписывались намерения активизировать политику Великобритании на европейском континенте. После отставки Гренвила и с приходом к власти Питта пост государственного секретаря в его кабинете занял герцог Графтон, о котором Г.Гросс доносил в Петербург как о «молодом человеке», занявшем эту должность по рекомендации Питта. Гросс писал: «По той самой рекомендации догадываться можно, что над ним помянутой господин Питт своими советами сохранит некоторую инфлюенцию, и что, следовательно, дюк де Графтон меньше прежнего удалится от приемлемых мер с державами на твердой земле, тем более что той же системы держался изстари и дюк де Ньюкастль» <23>. Когда Питт возглавил правительство, он пытался реализовать проект «северного союза», послав эмиссаров в Петербург и Берлин для подготовки переговоров. Из этого проекта ничего не вышло. То, что Бьют одобрил создание кабинета Питта, а некоторые из «королевских друзей» заняли в нем второстепенные посты, стало для Фридриха II достаточным поводом, чтобы не воспринимать переговоры всерьез. Кроме того, известно, что Питт реально руководил правительством лишь несколько недель, а затем вследствие болезни фактически отстранился от дел. Кабинет Питта, сформировавшийся как «патриотическое» министерство, не решил ни одной из острых проблем, в том числе и проблему выхода из международной изоляции. Английский историк Д. Джаррет подчеркивал: «В балтийском регионе, как и в других частях Европы, внешняя политика администрации Чэтэма потерпела провал. Ее единственный результат – недоверие к Англии, так как в европейских странах считали, что Великобритания стремится использовать их в своих торговых и колониальных интересах. Недоверие к Англии искусно разжигалось Шуазелем и его преемниками» <24>. Лэнгфорд отмечал: «Магия имени Питта не могла компенсировать его отсутствия. Восстановление англо-прусского союза, от чего зависело многое, оказалось невозможным» <25>.