«Правь, Британия, морями»? Политические дискуссии в Англии по вопросам внешней и колониальной политики в XVIII веке

Острым международным кризисом, с которым столкнулось английское правительство в 1789–1790 гг., был Нутка-Зундский кризис – «крупный конфликт между Англией и Испанией», порожденный соперничеством на северо-западном побережье Америки, то есть на землях, рассматриваемых Испанией как свое владение, тогда как количество английских переселенцев туда увеличилось после путешествия Кука <94>. В Лондоне ходили слухи, что Россия подталкивала Испанию к активным действиям во время этого конфликта. В ходе кризиса правительство Питта заняло твердую позицию, заявив о готовности пойти на войну, но добиться уступок. Важным фактором, предопределившим твердость британской линии в этом вопросе, была уверенность в том, что в условиях начавшейся революции Франция не сможет оказать своему союзнику эффективной поддержки. Характерно мнение британского посла в Мадриде Фитцгерберта: «Есть все основания полагать, что каковы бы ни были прежние намерения испанского двора, его нынешняя цель состоит в сохранении мира, почти на любых условиях» <95>. Апогей конфликта пришелся на май-июнь 1790 г. И Питт, и Грен-вил даже встретились с Ф. Мирандой, проявив заинтересованность в его планах ликвидации испанского владычества в Америке, для чего, по мнению Миранды, требовалось всего 12-15 тыс. войск. Эти консультации приостановились сразу же после того, как появилась надежда на мирное урегулирование. Характерно, что русский посол С. Р. Воронцов с самого начала считал, что до открытой войны дело не дойдет: «Здесь желают сохранить мир, лишь бы Испания отреклась от мнимого своего права не дозволять другим народам не приставать к берегам той части Америки, что не она открыла и где она селениев не имеет, также не мешала бы китовой ловле, что делается не по берегам, а в морях, кои никому изключительно, а всем народам вообще принадлежат» <96>. Во второй половине июля 1790 г. посол приходил к выводу, что ни правительство, ни общественное мнение не желают войны: «Война с Гишпанией начинается казаться нации инако, чем было в первом жару сей распри» <97>.

Достигнутое тогда же летом соглашение о подписании конвенции между Великобританией и Испанией современники справедливо рассматривали как успех администрации Питта. Конвенция запретила строительство британских военных укреплений, но допускала создание временных поселений. В случае появления в этом районе поселений третьей державы ограничение относительно военных фортов снималось. Учитывая активное проникновение России на северо-запад Америки, можно констатировать, что конвенция практически допускала вооруженные укрепления Великобритании в этом районе. В ноябре 1790 г. парламент достаточно единодушно одобрил действия кабинета министров. В резолюции палаты общин говорилось, что она выражает искреннее удовлетворение, что разногласия, возникшие между Его Величеством и испанским двором счастливо приведены к дружескому успокоению: «Ничто не может более способствовать умиротворению Его Величества, чем достойное вознаграждение за те акты насилий, которые имели место в Нутке, и устранение основ для подобных разногласий в будущем, обеспечение безопасности его подданных в ведении торговли и рыбной ловли» <98>. Оппозиция попыталась дать правительству бой, затребовав документы, относящиеся к кризису, но это предложение было отвергнуто большинством.

Иначе, поражением правительства Питта, завершился другой международный кризис 1790–1791 гг. – «очаковский кризис». Он назрел в англо-русских отношениях в связи с завершением новой русско-турецкой войны. Симптомы зарождения этого конфликта проявились уже в начале 1790 г. В феврале С. Р. Воронцов сообщал в Петербург о своей подробной беседе с государственным секретарем герцогом Лидсом (титул, полученный Кармартеном) и самим Питтом, в которой он проинформировал британское правительство о намерении России «создать барьер между ней и Турцией за счет присоединения Бессарабии, Молдавии и Валахии». Реакция английских политиков была негативной: «Статской секретарь отвечал мне, что не входя в требование земель, что непосредственно за собою Россия оставить желает, и противу которых ничего сказать не может», возражение вызывает стремление России захватить турецкие крепости, находящиеся в этом районе. «Да хотя бы овладение их и довершено было, турки их, конечно, потерять не согласятся, и сие несумненно продолжит войну, от которой может пламя распространиться и дале», – сообщат Воронцов, прибавив, что Лидс произнес все это «весьма твердым образом» <99>. Речь шла, прежде всего, о крепости Очаков, важном стратегическом пункте, позволявшем контролировать устья рек Днестр и Буг. Забегая вперед, можно пояснить, что, как отмечал английский историк Дж.Эрман, Питту было нелегко отстаивать свои требования по отношению к России, угрожая вмешательством и даже войной в парламенте, многие члены которого попросту не представляли, где находится Очаков, и считали конфликт в Причерноморье «ссорой между странами, о которых мы ничего не знаем» <100>.