«Правь, Британия, морями»? Политические дискуссии в Англии по вопросам внешней и колониальной политики в XVIII веке

Все же в парламенте он встретил критику со стороны оппозиции. Выступление Фокса в феврале 1787 г. было построено в духе обычной «патриотической» риторики. Он утверждал, что Франция – естественный противник Великобритании, и, вступая в торговый договор, она лишь стремится «связать нам руки и предотвратить наше вступление в союзы с другими державами» <87>. Фокс также указывал, что договор наносил ущерб традиционному торговому партнеру Великобритании – Португалии. Иначе расценивало значение этого договора само правительство. На заседании кабинета Питт вовсе сказал, что это – «реванш за Версаль». В парламенте премьер утверждал, что договор нес Англии неоспоримые преимущества. Он отверг мнение тех, кто говорил, что соглашение с Францией недопустимо уже потому, что она – исконный враг. «Предполагать, что одна нация с неизбежностью является врагом другой нации – доктрина ложная и ребяческая Опыт истории не подтверждает ее», – говорил Питт-младший <88>. Он убеждал палату, что соглашение гарантировало Англии рынок в 24 миллиона потребителей, тогда как сама Франция получала рынок из 8 миллионов. «Хотя Франция богаче нас по своим ресурсам, но, благодаря наличию конституционных свобод, стабильности и энергии предпринимательства Англия несомненно обладает преимуществом в торговле», справедливо отметил Питт <89>. В целом жизнь подтвердила его правоту: главным предметом французского экспорта осталось вино, тогда как во Францию хлынул поток дешевых английских товаров.

Голландский кризис привел к изменениям в европейской политике. Летом 1787 г. Соединенные Провинции оказались в преддверии гражданской войны. Немалой была роль британского посла Харриса в воодушевлении антиреспубликанской «оранжистской» оппозиции. В июне Вильгельмина, жена штатгальтера Вильгельма V и сестра прусского короля Фридриха-Вильгельма III, покинула Нимвеген, чтобы в Гааге убедить Штаты поддержать «оранжистов», но была задержана милицией провинции Голландия. Прусский король, получив преувеличенную информацию об этом, направил Штатам угрожающее послание. Кризис обострялся. Еще в мае кабинет Питта склонялся к мирному разрешению проблемы, но под давлением Харриса занял более активную позицию: в мае на поддержку «оранжистов» Харрису было обещано 20 000 фунтов, а в июне предоставлено 70 000 <90>. Харрис, установив тесный контакт с Фридрихом-Вильгельмом, подталкивал последнего к вооруженному вмешательству. В то же время преемник Верженна Монморен не проявил дипломатического искусства в этом конфликте. Еще 29 июня государственный секретарь Кармартен направил депешу в Париж, в которой выражалось согласие с позицией Монморена, что вмешательство в Голландии является неоправданным и для Франции, и для Англии <91>. Однако французская дипломатия допустила ошибки. Франция не лишала «патриотов» надежд на получение помощи против «оранжистов», и прусский король не получил извинения за июньский инцидент. 13 сентября прусские войска вошли в Голландию и заняли Амстердам. Ожидали вступления Франции в войну, но она отступила, что и стало первым серьезным внешнеполитическим поражением этой страны после Парижского мира: «В родовых муках революции Франция не смогла ничего сделать для своих друзей в Соединенных провинциях» <92>. После голландского кризиса сложился Тройственный союз Англии, Голландии и Пруссии, появление которого знаменовало выход Великобритании из долговременной международной изоляции.

Одним из последствий англо-прусского сближения было дальнейшее ухудшение отношений с Россией. Екатерина II даже считала, что новый дипломатический блок направлен специально против России, хотя у Питта и не было подобных намерений. По указанию из Петербурга русские дипломаты в Лондоне устанавливали тесные контакты с оппозицией. На заключение Тройственного союза «Екатерина отреагировала открыто, поддержав Фокса и его друзей в противодействии политике Питта. Сторонникам правительства это давало повод для обвинения оппозиции в измене» <93>. Поддержка группировки Фокса со стороны русской дипломатии объясняется и внутриполитическим кризисом по вопросу о регентстве, возникшем в связи с болезнью Георга III. Если бы регентом стал принц Уэльский, то неминуемо могли последовать отставка Питта и приход к власти Фокса, но король выздоровел, и позиции Питта казались прочными, как никогда прежде. Надежды Питта на активную помощь со стороны Пруссии, однако, не оправдались, что особенно проявилось во время «очаковского кризиса» 1790–1791 гг.