«Права человека и империи»: В. А. Маклаков - М. А. Алданов переписка 1929-1957 гг. (с иллюстрациями)

Получил от Вас вчера письмо и тороплюсь Вам ответить на вопросы. Загадочный для всех нас [вопрос] об А.Ф. За завтраком у М[ельгуно]ва он был как будто совершенно тверд; признавал невозможность оставаться с теми, кто в спешке у них подал в Ам[ериканский] К[омитет] записку вполне сепаратистскую и антирусскую. Дальше говорили, что если он уйдет, то развалится все, т. к. не сможет же Амер[иканский] К[омитет] остаться без русских, с одними «инородцами». Словом, как будто решение было ― принять. Меня удивило полученное после этого письмо Е.Д., кот. говорила в Женеве по телефону с А.Ф. и вывела заключение, что он «Мюнхеном заражен». Мое впечатление было совершенно обратное. Он уехал в Мюнхен; должен был нам написать, а затем сюда возвратиться. С тех пор ни слуху, ни духу ― ни мне, ни Теру. Тер вчера мне сказал как предположение, что ему стыдно нам писать, если он опять вернулся. Еще, кстати, скажу, что Кадомцев здесь уверял, что делу пригодиться может, т. к. Амер[иканцы] за него стоят, деньги имеются, а, как мы с Вами говорили, «охотники найдутся». Помните, Вы меня спрашивали про статью Г.А. Алексинского в «Освобождении». Я ее получил; часть против Мельгунова «лично», а последняя часть против тех, кто не понимает события и не уступал «националам». Я подумал, не ставит ли он, Г.А. [Алексинский], свою кандидатуру на место Мельгунова? Словом, все покрыто мраком неуверенности и все «может быть».

Я отсюда уезжаю 26 Июня, если не произойдет какое-либо событие, кот. все переменит. «Лестница» не имела никаких последствий, но вчера уже было «чуть» не случилось хуже, но все обошлось. Но это уже «третье» предостережение.

От Терентьевой нет никаких известий, и не хочу сам их запрашивать. Но и сейчас не знаю, приняли ли они книгу или нет.

Вас. Маклаков

Автограф.

BAR. 5-5.

В.А. Маклаков ― M.A. Алданову, 16 июня 1953

Париж, 16 Июня [1953]

Дорогой Марк Александрович,

Если не ошибаюсь, Вы именно сегодня должны были выехать в Америку. Мое письмо, вероятно, дойдет одновременно с Вами.

Я помню, как при оценке событий, Вы не верили в возможность Революции во Франции, иначе как навязанной другими «государствами». Только тогда революция станет возможна. Такая перспектива сейчас уменьшается; обаяние, да и материальные силы коммунистических государств не увеличились. Но и возможность самостоятельной, внутренней Революции во Франции усилилась, и это несмотря на упадок обаяния коммунизма и здесь. Но если продолжится явное бессилие здешней демократии ― не вхожу в причины ее ― и продолжится инфляция как единственная политика ― мы дойдем до банкротства, прекращения платежей, полной обесцененности денег. Тогда появится лозунг «грабь награбленное», массовые движения, забастовки и т. д., словом, гражданская война. И здесь не найдется решимости и сил, чтобы это движение раздавить, и власть перейдет к коммунистам со всеми последствиями этого. Не знаю, что бы Вы сказали, если б были здесь теперь при хроническом кризисе. Оптимизм Тера меня не успокаивает, а скорее пугает.

Вы, очевидно, гораздо лучше меня знаете, к чему привели попытки К.Ц. Вчера было собрание обычных гостей у Т[итова]. Одно ясно из всех разговоров ― попытки объединить русских и создать авторитетную силу для воздействия на европейское общественное мнение пока только обнаружили неумение сговориться и тем с неслыханной раньше остротой поставили вопрос о единстве России или ее расчленении. Это все, чего мы добились. И когда я вспоминаю, что формула самоопределения выдумана вовсе не Вильсоном в 14 пунктах, а нашей революционной демократией эпохи Февраля, то не могу не видеть, какую печальную роль в нашей судьбе играли мы сами, своей неосведомленностью и самоуверенностью.