«Права человека и империи»: В. А. Маклаков - М. А. Алданов переписка 1929-1957 гг. (с иллюстрациями)

Наконец-то контакт возобновился и можно себе дать отчет в судьбе нашей переписки. Ведь произошло нечто характерное для Франции. Письма скапливались в мешках на почте; власти заявили, что как только синдикаты дадут приказ кончать забастовку, они немедленно будут разобраны и доставлены. Но синдикаты не торопились. Власти обещали не карать за забастовку, разрешенную конституцией, но предлагали рабочим бесплатно разобрать залежи писем. На это рабочие не соглашались, тогда кончили на таком компромиссе: мешки с письмами были частично сожжены. Кары за это не было, т. к. было обещание за забастовку не карать, но и рабочим не пришлось работать сверх меры; пострадала одна публика, плательщица налогов.

Благодаря этому маневру много писем пропало бесследно.

Ваше письмо от 19 Дек[абря], копию которого я сегодня Вам возвращаю, мною было получено, судя по моим записям, 22 Декабря; оно разошлось с моим, посланным Вам 17. На Ваше же письмо от 19 Дек[абря] я Вам ответил 23, возвратил присланное Вами мое письмо, исправив подчеркнутые места, и кое-что написал от руки на ту тему, о кот. намекал в предыдущем своем письме от 21 Декабря. Оно до Вас не дошло и, вероятно, не дойдет, не судьба.

А за это время произошли некоторые события.

Мельгунов был у меня, принес корректуру и рукопись той моей статьи о книге «Отец»[1496], кот. должна была появиться в 31 книжке, и сказал, что Гукасов ― хам, что он с ним разругался, из Возрождения уходит и потому мою статью мне возвращает. Причины ссоры он мне не объяснил, да я и не расспрашивал. Мне казалось, что дело в денежных расчетах. Корректуру я принял, но раньше, чем пристраивать статью, запросил Карповича, не хочет ли он ее для Нового Журнала, прося только принципиального ответа, т. к. Мельгунов говорил, что книжка уже составлена и набрана, он, может быть, [ее] выпустит. Через несколько дней он сказал, что 31 книжка будет им выпущена, и я мою статью у него оставил. А сегодня в Рус. Мысли его письмо в редакцию, что он впредь не будет редактором у А.О. Гукасова и из Возрождения уходит[1497]. Итак, это уже официально. Так этот инцидент завершился. Вы первый, кот. дали для него какое-то объяснение.

Я спрашивал Мельгунова о газете Кадомцева; он говорит, что все это пустяки, и никакой газеты издавать не будут.

О Керенском выразился с некоторой сдержанностью, что он слишком меняет свои настроения; мне думается, что он, т. е. Керенский, а может быть, и Мельгунов, согласны будут работать, если Американцы сделают им некоторые уступки, но еще не знает, какими уступками можно удовлетвориться; но все это догадки, ничего положительного не знает никто.

Нападение на статью Юрьевского я не понимаю; не понимаю, на что можно было обидеться на него. Я подумал, что Е.Д. обиделась за то, что в действиях большевиков, в их политике и в их достижениях увидал только душевную болезнь. В этом смысле я ей написал, говоря, что болезнь этого рода не умаляет его, но теперь слышу, что она обиделась за то, что «злодея» превращают в больного. Тогда все мои успокоительные письма были гаффой[1498]; но она ни на одно письмо мне не ответила, потому что рассердилась или по милости почтовых чиновников, которым предоставили право получать деньги, не работая.

6 Января я получил все корректуры Чеховского издательства ― с просьбой по исправлении вернуть их к 15 Января. Я их сегодня отправил авионом, но сидел над ними двое суток без перерыва. Я плохой корректор, а кроме того, в них бездна опечаток; так в одном месте в 24 строках подряд, сплошь перепутан порядок, и из них 5 строчек напечатаны кверх ногами. Я два часа распутывал это. Но вообще я не умею исправлять, вернее, замечать опечатки; но никаких поправок и перемен текста не делал.

Когда Вы думаете приехать? И как здоровье Татьяны Марковны?

А в общей политике года надо ждать сюрпризов, и, наверное, нехороших.

Демократии себя дискредитируют, чем полнее воплощают то, что считают демократическими принципами. Что выходит? Большевики сильнее их, именно потому, что от демократии отступили.

Спасибо за обещание прислать Вашу книгу; но едва ли это скоро произойдет. Мне интересно, дойдет ли до Вас мое письмо от 23, где я кое-что написал из того, что собирался написать подробнее и яснее. Если это до Вас не дошло, не жалею; не было достаточно продумано, все опиралось на «настроение», хоть и правильное. Может быть, к этому вернусь.