Совершенно иное отношение во мне вызывают несколько строк от Редакции «Рус. Мысли». Здесь уже злостная инсинуация на «встречи Бунина с некоторыми представителями советского правительства». Эти слухи редакция подтверждает, не говоря о том, при каких условиях и зачем происходили эти встречи. Зуров говорит, что Советы предлагали ему издать его сочинения, и очень для него выгодно, если он согласится вернуться. Не знаю, правда ли это. Это, конечно, возможно, но Бунин на это не пошел. Потому такая заметка со стороны Рус. Мысли похожа на сведение личных счетов с ним. Конечно, эти разговоры о встрече могли дать повод недобросовестным людям инспирироваться. И последние слова редакционной заметки ― «мы теперь видим, к каким результатам иногда приводят подобного рода разговоры» ― как раз относятся к этой заметке, иллюстрируя, что могут сделать из невинной встречи недобросовестные люди, вроде Рус. Мысли. И, конечно, Русская Мысль заслуживала бы, чтобы ее щелкнули. Но это можно сделать только в другой газете, т. к. Рус. Мысль не обязана будет подобное письмо помещать. Зуров думал, что защиту памяти Б. мог бы взять на себя Комитет, под председательством Титова. Титов категорически отказывается что-либо писать в Русской Мысли. И опровергать взятие паспорта может только Вера Николаевна; она же может и должна ограничиться восстановлением правды в этом пункте, не полемизируя с самой Русской Мыслью. А для этой полемики, разоблачения инсинуаций нужно то умение, кот. нет у Титова, да и вообще у Комитета.
Я очень боюсь, что конца письма Вы не разберете, но лучше написать не сумел. Если Вы не разберете, а заинтересуетесь этой частью письма, то пришлите его мне, я дам его переписать на досуге. А я хотел еще поговорить о себе, но не успел.
Ваш Маклаков
[Машинописный отрывок из не разобранного М.А. Алдановым письма В.А. Маклакова]
Не характерно ли, что в отчете о Съезде, кот. поместила Русская Мысль, слова «будучи советским гражданином» напечатаны курсивом, хотя редакция и говорит в своей заметке, что она не знает, был ли у Бунина советский паспорт. Насколько сам Федин был благороднее, чем она.
Хотел с Вами поговорить «о себе», но не успел.
Машинопись. Подлинник.
BAR. 5-30.
М.А. Алданов ― В.А. Маклакову, 3 февраля 1955
3 февраля 1955
Дорогой Василий Алексеевич.
Сердечно Вас благодарю за столь подробное письмо, да еще написанное в состоянии сильной простуды. Мы действительно очень беспокоились, но сегодня получили и письмо Александра Андреевича.
Буду очень рад и признателен, если пришлете оттиск Вашей статьи. Знаю по долгому опыту, что Вы
Чрезвычайно нас обоих позабавило письмо «апатрида Российского Государства», ― спасибо, что прислали.
Лунц прислал мне прилагаемую небольшую статью Александра Федоровича в «Нью-Йорк Таймс»[1765]
(слова пером принадлежат Лунцу, ― второго слова я, кстати, не разобрал). Ничего невозможного в «новой теории о Берии», по-моему, нет, но кое-что странно. И уж очень уверенно подано. Это, кажется, несколько подчеркнула в заголовке американская редакция.Пожалуйста,
Дорогой Василий Алексеевич, не забудьте передать прилагаемое письмо Марье Алексеевне. Говорю это потому, что она сама мне когда-то сказала, что Вы приветов не передаете.
Шлю самый сердечный привет. Надеюсь, простуда совершенно прошла?
Машинопись. Подлинник.
HIA. 2-24.
B.A. Маклаков ― M.A. Алданову, 5 февраля 1955
Париж, 5-ое Февраля [1955[1766]
]Дорогой Марк Александрович,
Завтра пошлю Вам оттиск бандеролью, пеняйте на себя. Я часто бываю собою недоволен; но эта статья по поводу 200 лет Московского Университета, конечно, корява[1767]
. И мне обидно, что у меня не хватило времени сделать из нее нечто цельное. К счастью, я мог поместить в нее то, что уже раньше печаталось, и было обдумано. Надеюсь, что этого никто не заметит.